И не признаешься жене,
            Что в той безжалостной войне,
            Когда терял друзей ты сам
            Бывал жесток…
            (песен.)

            Как безжалостно долги и тоскливы стали теперь вечера! Никогда ещё Нине не было так грустно и тревожно. Если бы была работа, то не так страшно, но вынужденное бездействие мучило деятельную Нину, угнетало её. Кажется, впервые в жизни её неугасимый оптимизм стал изменять ей. Родители предлагали пожить у них, пока она не поправится, но Нина и тут отказалась: вдруг Валерий вернётся…
            Очень редко бывает, чтобы среди многочисленных, противоречивых, перемешанных качеств человека одно выделялось настолько, чтобы определять его характер, поступки и, в конечном итоге, жизнь. Нина Кумаршина принадлежала как раз к такому числу людей. Словом, определяющим всё её существо, было "воля".
            В детстве Нина была очень болезненным, слабым ребёнком и в три года едва не умерла от пустяшного, казалось бы, заболевания, приведшему отчего-то к тяжёлым осложнением. Но девочка, обладавшая сильным характером, решила бороться за жизнь с собственной хилостью и упросила мать отдать её в школу фигурного катания, которое обожала с той поры, когда ещё едва умела лепетать что-то, но уже прирастала к экрану, когда на нём возникал лёд и танцующие пары… Поначалу слабенькой Нине было тяжело на катке, но вскоре она стала одной из лучших учениц. Девочка подавала большие надежды, стабильно занимала места в первой тройке на различных юниорских состязаниях, проходивших внутри страны. Однако международной славы Нине увидеть было не суждено. Тяжёлая травма спины положила конец её спортивной карьере.
            Многих такой удар мог бы сломить, но только Нину. Удары судьбы она воспринимала "с мужеством настоящего борца", как говорил её брат. Оставив спорт, Нина, прежде учившаяся более чем средне, яростно набросилась на учёбу, решив стать врачом. Через год в точных науках она уже получала, большей частью, высшие балы, в последнем классе подтянулась и по гуманитарным и, в результате, окончила школу с золотой медалью…
            Когда-то в детстве Валера Кумаршин был для неё просто приятелем старшего брата. Но прошло два года, в которые она, занятая спортом, не виделась с ним, а, когда увидела вновь, уже курсантом военного училища, даже оробела неожиданно для себя… Разве можно быть таким… таким… Нина даже не могла разобрать, красив ли Валера, найти определения ему… Просто - такой! Рядом с ним, таким высоким, она казалась себе сущей лилипуткой. Да ещё и школьницей! В этом форменном платье (страшном!)! С этими косами (надо, наконец, что-то с ними делать!)! Несколько раз Нина видела Кумаршина с высокой, очень хорошо одетой красавицей, и заходилось девичье сердце: вот, везёт-то ей! Ах, если бы быть такой же красивой…
            Уже тогда Нина решила для себя: если выходить замуж, то только за Валерия. "Или я - его жена, или девка-вековуха!" - записала она в своём дневнике, который иногда вела.
            На несколько лет Кумаршин исчез из поля зрения Нины, когда она поступила в институт, как и решила, в медицинский. Иногда она что-то слышала о Валерии от брата, который в послешкольной жизни тоже очень редко виделся со старым другом. Но ни разу с той поры Нина не посмотрела в сторону иных кавалеров, всецело отдаваясь учёбе.
            Она никогда не отчаивалась, никогда не опускала рук. Нина верила в себя, в то, что у неё всё (или почти всё) получится, что у неё на всё и на всех хватит сил. Просто надо терпеливо, спокойно двигаться по выбранному пути, не размениваясь на мелочи. Помнится, была в полюбившимся ей фильме "Чародеи" формула прохождения стен: видеть цель, верить в себя и не замечать препятствий. Этой формулой и руководствовалась Нина в жизни, которая вся, если вдуматься, и есть чреда стен, которые надо пройти. С неженской твёрдостью и решительностью она шла к той или иной поставленной себе цели, последовательно добиваясь каждой из них.
            Когда четыре года назад, придя вечером домой, брат рассказал, что случайно узнал, что Валерий тяжело, может быть, даже смертельно ранен в Чечне, решение Нины было мгновенно. Она не раздумывала ни секунды, тотчас собрала вещи, узнала, в каком госпитале находится капитан Кумаршин, и вылетела в Ростов-на-Дону. Следующим утром Нина уже сидела в палате Валерия.
            Когда он пришёл в себя, она взяла его за руку и, глядя в глаза ему, точно желая свою уверенность и энергию передать, сказала:
            - Ты будешь жить! И всё будет хорошо!
            Сама Нина верила в это свято. Верила в Валерия и в себя, в то, что вместе они преодолеют любые невзгоды. Она не была железной, случалось, что и плакала, спрятавшись от людских глаз, и отчаивалась. От перегрузок Нина уставала и часто чувствовала себя совершенно разбитой и больной, точно и сама она получила тяжелейшее ранение и теперь от него оправляется. Но на себя времени не оставалась. И, несмотря ни на что, в палату к Валерию Нина всегда входила бодро, весело улыбаясь, излучая уверенность и жизнерадостность.
            Когда он спал, она доставала свои учебники и учила, учила, учила… Потом всё упущенное в институте ей, одной из лучших учениц, будет разрешено сдать экстерном, и красный диплом, к которому были направлены все устремления в течение четырёх лет, она всё-таки получит…
            Тот год, казалось, выпил всю её энергию. Казалось, что это не год вовсе, а все десять лет прошло… Нина не виделась с подругами (изредка встречаемые смотрели на неё со смесью удивления, сочувствия, уважения и непонимания, и разговор не клеился), с родственниками (мама плакала, уговаривала дочь "взяться за ум", а отец молчал, но взглядом одобрял поведение дочери), она целиком растворилась в Валерии, стала неким продолжением его, жила им одним.
            Единственный раз прорвалось всё, накопленное за тот год: когда Валерий встал и сделал первые шаги, Нина заплакала. Она рыдала самозабвенно, отпустив, наконец, ту пружину, которую столь долго сдерживала. Тогда Валерий с большим трудом ещё, медленно подошёл к ней, обнял впервые и, гладя своей большой ладонью её тёмные, пушистые волосы, стал успокаивать, как маленькую девочку, а потом сказал:
            - Выходи за меня замуж. В прямом смысле на ноги я встал, встану и в переносном.
            Более счастливого мига не было во всей жизни Нины. Даже голова закружилась. И она стояла, зажмурившись, прижавшись к его груди и боясь упасть, упасть и потянуть его за собой…
            Жить стали в квартире Валерия, где после смерти деда и матери жил он последние годы один. Сбылась мечта Нины: она стала его женой. Все тяготы, все мытарства двух лет были не напрасны, и каждое утро, просыпаясь и видя его рядом с собой, Нина чувствовала прилив тихого счастья. Иногда по ночам Валерия мучили кошмары. Ему снилась война. Тогда Нина целовала его, и он просыпался. Только так и будила она мужа, никогда не ставя будильник, так как сама всю жизнь просыпалась ровно в семь, точно внутри её были часы. Он называл ей "моя Дюймовочка", и это ласковое прозвище так согревало всегда…
            Господи, ну, почему, почему так много в нашей жизни разлук?! Верно поётся в песне: "Две вечных подруги, Любовь и Разлука, не ходят одна без другой…" Говорят, разлука укрепляет сильное чувство, но сколько же боли приносит она, изматывает, старит, как если бы один прожитый в разлуке день был за два, за три…
            Семейное счастье продлилось недолго. Валерий вновь уехал на войну. На этот раз военкором. Но что это меняло? Нина слишком знала своего мужа: он будет не репортажи делать, а воевать…
            При Валерии она не показывала воцарившегося в её душе почти панического ужаса, но, когда, проводив его, Нина переступила порог их сразу опустевшей, ставшей чужой и холодной квартиры, силы её оставили. Следующий день (благо не было дежурства в больнице) она, как мёртвая, лежала на кровати, перебирала фотографии мужа и глотала слёзы. А на другой день, скрепив сердце, как ни в чём не бывало, пришла на работу, и потекла новая жизнь, в которой вновь надо было верить в себя, бороться, держаться…
            Было ещё одно горе у Нины, о котором знали лишь самые близкие: после той старой травмы она не могла иметь детей. А нагрузки последних годов лишь усугубили болезнь, уничтожив даже то небольшое количество шансов на возможность беременности после серьёзного и дорогого лечения, которые были прежде. Да и о каком дорогом лечении говорить? На лечение Валерия удалось наскрести с невероятным трудом…
            Почти год Нина не видела мужа. Только слышала изредка, когда удавалось ему позвонить, получала письма, доставляемые вместе с репортажами для газеты, читала статьи, в которых начало появляться даже мастерство, которого вначале Валерию явно не хватало.
            Как нестерпимо болела голова… Нет, не болела даже, а просто налита была невероятной тяжестью, словно весь вес хрупкого тела сконцентрировался в одной голове, и невозможно было отнять её от подушки. А то вдруг начинала болеть: словно сверлил кто-то дрелью, долбил молотком отбойным… Может, и прав был Юрий Львович: надо было лечь в больницу? Нет-нет… А вдруг вернётся… Нужно быть дома, нужно ждать… Может ли быть что-либо тяжелее, нежели бесконечное это ожидание?.. Есть ли пытка хуже его?..
            …Тем декабрьским вечером Нина возвращалась домой после работы, разглядывая витрины магазинов, от которых веяло радостью скорого праздника. Светились, подмигивая прохожим, гирлянды, повсюду блестели шарами и мишурой нарядные ёлки… Нине вспомнилось, как на первый их семейный уже Новый год они с Валерием наряжали старую искусственную ёлку и лапник, который ей и нескольким другим сотрудницам подарил живущий за городом врач. Перебирали старые игрушки, иным из которых было уже не одно десятилетие … Телевизор на праздник не включали. Не нужно было. Им вполне достаточно было друг друга, а "ящик" с его глупостью лишь испортил бы ощущение праздника, волшебства… Правда, чувствовала Нина, что для мужа этот праздник отзывается ещё и эхом войны, эхом штурма чеченской столицы, памятью о погибших там его бойцах. И первую рюмку выпивал он, стоя, не чокаясь - за них, за оставшихся там. Выпивал, а потом молчал какое-то время, вспоминал. Однажды Валерий признался:
            - Я их до сих пор помню каждого поимённо. И в лицо. Вижу, как построились они в последний раз… Зелёные совсем… Лица их вижу…
            И в новогоднюю ночь видел он лица своих бойцов, своих товарищей, поминал их. Когда после импровизированной минуты молчания, длившейся куда дольше, Валерий обращался к Нине, у неё было ощущение, что он только что вернулся откуда-то издалека, снова вернулся оттуда…
            …На этот Новый год он твёрдо обещал вернуться. Только бы и вправду! Но, раз обещал, значит, приедет. Валерий всегда держит слово. И это будет второй самый счастливый момент в её жизни… Скорее бы!
            Уже у дома Нину обогнал какой-то парень. Внезапно он развернулся, схватил её сумку и попытался убежать. Нина вскрикнула, но сумку не отпустила. Не в её характере было вдруг отдать своё, поднять руки без борьбы. Грабитель с силой толкнул её. Нина упала на землю, так и не отпуская сумки. Очки её разбились, и она почти ничего не видела, кроме расплывающихся силуэтов. Грабитель ударил Нину по лицу, расцарапав щёку крупным перстнем, который носил на руке. Только тогда она выпустила сумку, и бандит скрылся в темноте.
            Нина пощупала снежную кашу вокруг себя, надеясь отыскать очки. Но они были безнадёжно разбиты. С трудом поднявшись, Нина доковыляла до ближайшей скамейки, опустилась на неё и заплакала. Не столько от боли, не столько от сожаления о потерянном (хотя деньги в сумке были не малые при её скромном достатке), а от обиды. Не на грабителя даже, а на людей, которые шли мимо, видели, как здоровенный бандит грабит и бьёт беззащитную женщину, но продолжали путь, даже не останавливаясь, словно происходило что-то обычное, естественное. Убей на их глазах кого-либо, и тогда бы не шелохнулись. А были среди прохожих и мужчины… Хотя какие это мужчины! Это трусы… Маменькины сынки… Дорожащие не только своей жизнью, но чистотой своих модных пальто…
            Господи, и ведь не стыдно им… Думают о своём гардеробе больше любой модницы, развлекаются в раскрученных клубах, носятся на дорогих машинах… Вот, послужили бы… Да куда там! Они, вероятно, больными числятся… Или офицерами запаса будут… Иные, ни дня не служившие, и в полковники вырываются… Если депутатское кресло займут или какое другое… Это в горячих точках годами кровь проливают, а капитанами да майорами остаются… А эти…
            Кровь текла из разодранной щеки по шее, заливала шарф, слёзы смешивались с ней, но Нина точно и не замечала этого. А люди шли мимо. Парни гогочущие, пиво из бутылок потягивающие, девиц в коротких курточках и брючках набедренных за голые (зимой даже!) спины лапая, собачники с четвероногими друзьями… Подбежал белый дворовый пёс, ткнулся мордой Нине в колени.
            - Что, приятель, жалко тебе меня? И мне себя жалко… - вздохнула она, погладив пса по голове. - Никому мы не нужны… Никому друг до друга дела нет…
            Подбежала девочка лет пятнадцати, хозяйка пса:
            - Ой, девушка, что с вами? Ой, я сейчас милицию вызову! - в руках у неё заблестел мобильник. Девчонка совсем, а уже с сотовым - Нина со своей зарплаты себе такую роскошь позволить не может. И родители разрешают ходить с ним… А ограбят?..
            Милиция приехала минут через двадцать и повезла Нину в отделение писать заявление, составлять фоторобот… Какой фоторобот?! Темно ведь было… И очки почти сразу разбились… С очками - беда… Надо дома поискать: где-то хранились старые, несколько раз сломанные и склеенные - может, до зарплаты хватит проносить…
            В милиции щёку промыла водой, заметила, что начала распухать она, даже глаз заплывать стал.
            - Вам, девушка, в травмпункт надо, - посоветовал милиционер. - Нам справка нужна, какие у вас повреждения.
            Зачем, вообще, заявление было писать? Всё равно не найдут никого… А теперь ходи только…
            - Вам что? - встретил Нину врач травмпункта.
            Чаю попить… А то не видно, что…
            - Ничего у вас нет! Ну, царапина! Сотрясения нет…
            Только пощупал и уж определил - врач!
            - А справок мы не даём…
            Домой Нина вернулась ночью, (спасибо милиции - подкинули до дома на своём "козле", чтобы с пострадавшей по дороге ещё что-нибудь не стряслось), обработала щёку - завтра с такой рожей на работу - придётся пластырем залепить да тонну крема тонального извести, хотя всё равно толку мало будет… А на сон и времени почти не осталось. Уже и утро скоро…
            В госпитале каждый встречный счёл должным спросить у доктора Кумаршиной, что с нею случилось, и Нина устало отшучивалась, стараясь изобразить беззаботность:
            - Бандитская пуля!
            Но к середине дня голова начала болеть. Вначале Нина старалась не обращать на боль внимания, но вскоре она стала нестерпимой. В коридоре её, шатающуюся, остановил коллега, тоже невропатолог, Юрий Львович:
            - Стой, красавица моя! Так не годится! Ты что ж делаешь?
            - А что?..
            - Ты ж врач, а за своим здоровьем не следишь принципиально.
            - Сапожник без сапог…
            - Ну, так я послежу. Пошли!
            - Куда?
            - Снимки твоей черепушки делать. У тебя наверняка сотрясение…
            - Врач в трампункте сказал, что сотрясения нет…
            - Значит, он дурак и коновал!
            Нина послушно отправилась за Юрием Львовичем, едва ли не теряя сознание от боли… Юрий Львович, специалист со стажем, хорошо знал Валерия, которого лечил, и Нину, к которой относился по-отечески и с первого дня помогал освоиться в госпитале.
            …Коновал из травмпункта ошибся… Работают же такие уроды… Какой кабак везде - что ты будешь делать!
            - Сейчас берёшь больничный, едешь домой и лежишь там недельки две, - велел Юрий Львович.
            - Я за недельку оклемаюсь…
            - Не дури! А лучше, вот что: полежи-ка ты в больнице. Башка - штука серьёзная. Лучше понаблюдать.
            - Нет! - категорически отказалась Нина.
            - Почему?
            - А вдруг Валера позвонит? Или приедет? Я не хочу, чтобы он переживал.
            - Тогда лежишь дома две недели. Тебя до дома подвезти?
            - Спасибо, Юрий Львович, я сама доберусь.
            - Точно доберёшься? По дороге не свалишься?
            - Доберусь, не свалюсь.
            - Смотри! А то твой супруг меня убьёт. Приедешь домой - позвони!
            - Обязательно! - пообещала Нина.
            Проходя по коридору, она увидела сидевшую на стуле и горько плачущую девушку. Нина остановилась и спросила:
            - У вас здесь кто-нибудь лежит, да?
            Девушка, молча, кивнула.
            - Плохо дело?
            - Ужасно… Его недавно из Чечни привезли… Он там по контракту служил… Срок уже заканчивался… И вот… Он не видит ничего, понимаете?! Совсем ничего…
            - Роман Хромушкин? - спросила Нина, напрягая память. Да-да, буквально на днях привезли этого паренька…
            - Да! - девушка подняла голову. - Откуда вы знаете?
            - Я дежурила, когда его привезли, осматривала. А вы кто ему?
            - Я… Тварь я…
            Нина опустилась рядом с девушкой:
            - Вас как зовут?
            - Юля. А вас?
            - Нина Георгиевна.
            - Понимаете, Нина Георгиевна, это же из-за меня всё! Это я во всём виновата! Он же из-за меня в Чечню поехал… Доказать мне хотел, что он круче Вальки… А ведь у меня с Валькой ничего не было… Просто с ним весело было. Катались на мотоцикле… А Ромка ревновал. А я, идиотка, внимания не обращала. Ревнует и хорошо: любит, значит… Я же не знала, что он такой дурак! Что он мне решит доказать… Что он… Господи, да что же теперь будет! - Юля снова заплакала.
            Красивая молодая девушка… Модная… Ярко накрашена… По щекам туш течёт… Согнулась, как надломленная… Жалко её… Нина взяла Юлю за руку:
            - Скажите, а вы любите его?
            Юля закивала, ответила сквозь слёзы:
            - Да! Только я, дрянь, тогда не сказала ему этого… Понимаете, он такой смешной был… А Валька - крутой. Я с ним для понтов тусовалась. Если бы с Ромкой, то меня бы девчонки не поняли… Но я его любила. А, когда сейчас его увидела, так это совсем поняла… Какая же я дура была! Надо было послать всех этих козлов… А теперь, теперь…
            - Но зрение ещё может вернуться. У него травма черепа… При хорошем лечении…
            - Мне сказали: шансов мало.
            - А вы не верьте, Юля! Не верьте! - Нина даже о голове своей забыла, разгорячилась.
            - Да как же?..
            - Мне тоже говорили, что мой муж не выживет. Потом говорили, что останется безногим калекой, никогда не встанет. Потом, что у него крыша съедет, что не будет нам счастье. Потом… Да неважно, что говорили! Много чего говорили! Все! А я верила! Понимаете, верила!
            - И что? - Юля промокнула платком глаза.
            - Он выжил, и встал. Мы два года как поженились. Теперь он работает военным корреспондентом в газете… В Чечне. Скоро должен вернуться… Вы, главное, будьте рядом с ним! Поддержите его! Верьте в него! И, поверьте мне, всё у вас будет хорошо! - убеждённо сказала Нина и добавила, слега усомнившись: - Если только, конечно, вы, в самом деле, любите его…
            - Я поняла…
            - Идите теперь к нему. Вы ему сейчас нужны больше чем кто-либо. И не вздумайте плакать, вздыхать, жалеть. Он должен чувствовать, что вы верите в него. Он поправится! А, если совсем тяжело вам будет, приходите ко мне. Поговорим.
            - Спасибо вам, - Юля слабо улыбнулась.
            Нина почувствовала, как вновь закружилась, заболела с новой силой голова, покачнулась.
            - Ой, что с вами, Нина Георгиевна?
            - Ничего-ничего… Что же вы стоите здесь? Идите к нему, идите! Шагом марш!
            - С вами точно всё нормально?
            - Абсолютно! Идите, я вам говорю! И отставить слёзы! Идите!
            - Спасибо!
            Нина проводила Юлю взглядом и, с трудом поднявшись, побрела к выходу…
            Возвращаясь домой, она вдруг увидела у стоящих у пивного ларька трёх молодых людей, в одном из которых неожиданно для самой себя узнала вчерашнего грабителя. Собрав остатки воли в кулак, Нина направилась к расположенному невдалеке милицейскому посту. Постовой поглядел на неё уныло:
            - И что вы хотите?
            - Как что? Арестуйте его! - воскликнула Нина, поддерживая руками свои громоздкие старые очки.
            - Девушка, вам нужны проблемы?
            - В смысле?
            - В прямом. Деньги ваши он уж пропил, будьте уверены. Срока ему за малостью преступления не дадут, выпустят, а кто тогда вас защитит, если он с вами счёты свести захочет?
            - И это говорит мне милиционер! Хороши же вы, нечего сказать…
            - А вы на милицию-то собак не вешайте! - вспыхнул постовой. - Вы думаете, нам это всё большое удовольствие доставляет! Мы этакую мразь поймаем, а дела-то не на них заводят, а на нас! Что мы их, де, не по закону задержали! Не деликатно обходились! Извольте нянькаться с ними! Извольте уважать их личность! И этих подонков выпускают! А нам - выговоры и лишения премий! Вот так-то! А вы говорите - "милиция"…
            - Ну, извините…
            - Да и вы тоже! Дело, конечно, ваше: я могу его задержать, но толку не будет. Только нервы свои истрепите… Подумайте.
            - Я поняла… - едва чувствуя землю под ногами, Нина добрела до дома. Ах, как хотелось, что рядом сейчас был Валерий! Обнял бы, утешил, позаботился… А, с другой стороны, какое счастье, что его нет… А то бы, чего доброго, решил разобраться с этими подонками… Огорчался бы, что не смог защитить жену… Нет, хорошо, что всё это случилось без него. И не нужно ему знать…
            …За окном падал снег. Нина не слышала его, но чувствовала. Она, определённо, погорячилась, думая, что оклемается через неделю. Первую неделю едва хватало сил, чтобы передвигаться по квартире. Спасибо брату: привёз продуты, лекарства…
            Больничный Нина продлила до Нового года, но в больницу так и не легла. Вдруг Валерий вернётся: нужно ждать его, быть готовой встретить в любую минуту…
            С того момента, как он уехал, Нина перебралась из их спальни в гостиную, на диван (слишком тяжело было просыпаться утром и не видеть мужа рядом), на котором лежала теперь с обмотанной смоченным водой полотенцем головой, завернувшись в тёплый шерстяной плед.
            Приглушённый свет струился по комнате, не раздражая, играла негромкая музыка - свиридовская "Метель", обожаемая Ниной. Сменяли друг друга "Зимняя дорога", "Вальс"… Названий остальных композиций она не помнила. Точнее, привыкла называть их по-своему, в соответствии с ассоциациями, которые возникли в её воображении, когда впервые ещё в детстве она услышала эту музыку. Вот это - "Поле брани". И женщина идёт по нему, вглядываясь в лица сражённых воинов, ища своего и боясь найти… Слёзы покатились по щекам Нины, и в этот момент раздался звонок…
            Нина, как на пружинах, вскочила с дивана, мгновенно утерев слёзы и сорвав с головы полотенце, и, забыв про тапки, босиком бросилась к двери, уже чувствуя, что - дождалась. На пороге стоял живой и здоровый Валерий со светящейся, хотя и усталой, улыбкой на продолговатом мужественном лице. А рядом с ним переминался с ноги на ногу мальчик лет шести с немного испуганными глазами.
            Нина уронила голову на грудь Валерия и выдохнула:
            - Дождалась…
            Муж крепко обнял её, расцеловал, сказал тихо:
            - Босоножка моя… Простудишься…
            Когда вошли в дом, Валерий потрепал по голове мальчика и сказал:
            - Это, Нина, Иван. Сын моего боевого товарища. И мне теперь - как сын. Мне за ним из Чечни большой крюк сделать пришлось. Аж в Ульяновскую область. Поэтому чуть задержался. Но до Нового года у нас, кажется, ещё три дня, так что встретим, как положено. - И с теплотой в голосе, по плечу погладив: - Как ты здесь без меня?
            - Всё в порядке, Валера. Без происшествий! - улыбнулась Нина, растворяясь в глазах мужа. - Раздевайтесь, мальчики, мойтесь, отдыхайте. Ужин будет через полчаса. У меня уже всё наготове! - и рассмеялась счастливо.
            Будто бы и не было этого сотрясения, и грабителей не было, и тоски недавней, и слёз. Всё-таки жена офицера - это диагноз! Вновь чувствовала себя Нина сильной и готовой к любым поворотам. Теперь уж не двое их, а трое. И всё им по плечу!

            Хроника

            22.01.01. Президент Путин подписывает Указ "О мерах по борьбе с терроризмом на территории Северо-Кавказского региона". Этим Указом дальнейшее руководство операцией в Чечне возлагается на директора ФСБ Н. Патрушева. Объявляется о сокращении группировки федеральных сил. Военное присутствие в Чечне предполагается ограничить размещением здесь на постоянной основе 42-й мотострелковой дивизии и бригады внутренних войск.

            15.02.01. Европарламент принимает резолюцию по Чечне, содержащую требование к президенту России "начать переговоры с законными представителями Чечни в присутствии представителей международных организаций".
            Заместитель начальника Генштаба генерал Валерий Манилов объявляет о подготовке к выводу войск из Чечни.

            13.03.01. Начало вывода войск из Чечни. Из Ханкалы к местам постоянной дислокации отправляется первый воинский эшелон…

            Цитата

            "…Я хочу сказать, что не надо отделять Басаева, Гелаева, Хаттаба от движения сопротивления. Она определённая часть сопротивления Российской армии. Они, как и все, воюют с российскими оккупантами под единым командованием". Аслан Масхадов. "Независимая газета". 28.02.01.

Скачать роман в RAR-архиве
Главная
Роман
Герои нашего времени
Суды над офицерами
Медиа
Поэзия
Гостевая
Rambler's Top100
Hosted by uCoz