Хроника
21.09.06. В Старопромысловском районе Грозного группой лиц обстреляна из автоматического оружия машина оперативной группы МВД. Погибли пять человек.
23.09.06. На юго-востоке Чечни на мине подорвались военнослужащие внутренних войск. Двое погибли на месте, один в тяжелом состоянии доставлен больницу…
Ну и ну… Конечно, с давних пор большинство нашей интеллигенции-"образованщины" отличалось повальной трусостью, но это уж вне всяких рамок… Что делать: привычка, наследственный вывих, передающийся из поколения в поколение с приснопамятных 30-х годов. Уже и понятно, что не расстреляют и не отправят в лагеря, а всё равно страшно. И смотрят наши властители умов и инженеры душ на власть, как стая бандерлогов на удава Каа.
Ещё вчера с тем же Швецом в одних программах выступали, судили-рядили о бедственном положении родной страны, были дружны даже, а тут в сторону отскочил так, что споткнулся аж - словно приведение увидел. Не дай Бог скомпрометироваться такими друзьями! И не один Швец перепугался. Многие. По телефонному справочнику проверять можно: кто в последние месяцы напрочь забыл номер и не звонит. И было бы всё это очень смешно, если б не было так грустно. Что ж, может, и к лучшему… Теперь, по крайней мере, можно быть более или менее уверенным в тех, что остались. Если, конечно, вообще, можно быть в ком-то или в чём-то уверенным.
Поездка в Ростов произвела на Юрия Викторовича впечатление тяжёлое. Кажется, этот судебный процесс будет длиться до бесконечности. Капитан Стрешнев за эти годы сам юристом-любителем стал, подобно тяжело больному, который, год за годом борясь с болезнью, становится специалистом уровня собственных врачей. Капитана то оправдывали, то привлекали вновь, то заключали под стражу, то отпускали под подписку, под поручительство. В последний раз поручителем выступил Жаров, и Стрешнев вновь оказался на свободе. Надолго ли? Бесчисленное число запросов и обращений Юрия Викторовича и ряда его коллег в различные инстанции с требованием прекратить дело в отношении офицера не возымели никакого результата: как об стену лбом - полная глухота в ответ.
На вчерашнее заседание обвиняемый не явился… Накануне какие-то мерзавцы подкараулили его на улице и ударили ножом. По счастью, рана оказалась не смертельной, но тяжёлой. Об этом Юрий Викторович лично известил суд, после чего отбыл обратно в Москву.
Суд перенесли до момента выздоровления раненого капитана. Если даже вердикт будет оправдательным и окончательным, это ведь ничего, в сущности, не решит. Свести счёты с капитаном могут и без суда… И уж тут бессилен Жаров сделать что-либо. И от этого муторно было на душе Юрия Викторовича.
…В кулуарах Думы народу было немного. Сегодня заседания нет. Да и если бы было, вряд ли людей было бы больше. Зачем? Парламент, как известно, место не для дискуссий, а для проставлений штампов "одобрено" на спущенные сверху указы. С этим вполне справится и ограниченный контингент дежурных думских функционеров. Остальным можно не беспокоиться.
На лестнице столкнулись с генералом, а ныне депутатом из большинства, Булыгиным. Остановились друг против друга. Надо же, как времена меняются… Несколько лет назад в Чечне с раздражением отводил Жаров взгляд, читая едва ли ни презрение в глазах боевого генерала: "Таскаетесь здесь: работать не даёте…". И ожёг тогда Булыгин напоследок: "Всё понимаете, только сделать ни хрена не можете… Как собаки…"
А теперь вы, генерал, точно так же всё понимаете и ничего не можете сделать. Даже несогласие своё выразить, потому что партийная дисциплина мешает, а вы, как образцовый служака, не привыкли нарушать дисциплину. Уж вы, конечно, понимаете цену принимаемым законам. По Чечне, в том числе. По армии, в том числе. Лучше кого-либо понимаете. И всё-таки карточку покорно поднимаете. Раз приказано, то обсуждению не подлежит.
И, вот, теперь словно ролями поменялись: уже Жаров с генерала глаз не сводил, а тот косил их в сторону. Впрочем, руки друг другу пожали крепко.
- Ты теперь откуда, Юрий Викторович? - спросил Булыгин, из-под набрякших век глаза поднимая.
- Из Ростова. По делу капитана Стрешнева там был.
- Ах, да… Позорище это, а не дело… Ему героя давать надо, а не судить, мать-перемать… - буркнул Булыгин. - Жаль, не под моим началом хлопец был. Я б его им не дал. Не то что эта баба в лампасах Ларионов… Ещё против своего офицера свидетельствовать потащился, гниль такая…
- Героев у нас другим дают, Георгий Дмитриевич.
- Угу, другой стороне… - мрачно произнёс генерал. - Натворят они делов - а нам потом расхлёбывай… Вечно так: политики дров наломают, а солдатской кровушкой их головотяпство выправляется.
- Георгий Дмитриевич, так вы ж сами теперь политик, - усмехнулся Жаров.
- Да какой я, в задницу, политик! - махнул рукой Булыгин.
- Ну, как же… Ведь вы тоже законы принимаете…
- Ладно, ладно, - нервно остановил Жарова генерал. - Знаю я, чего ты сказать хочешь. Я ведь не спорю с тобой. Но не могу я иначе. Я человек военный. Свои обязательства и приказы начальства привык выполнять. Да, у меня другое мнение. Но, если прикажут, то руководствоваться я буду приказом, а не своим мнением.
- Ну, что ж, каждый выбирает по себе, - пожал плечами Жаров.
- Ты теперь куда, Юрий Викторович?
- В Б…. Давно собирался туда съездить, встретиться с людьми, а всё как-то недосуг было. Сегодня вечером вылетаю.
- Всё-то ты в разъездах… Прямо кочевник.
- Да уж лучше кочевать, чем в нашем болоте заживо гнить!
- Это точно, - тяжело вздохнул Булыгин. - Я теперь военные-то будни с ностальгией вспоминаю… Тоже, конечно, дерьма много было… А всё ж не то, что здесь… В этом вашем парламенте…
- Вашем, Георгий Дмитриевич.
- Нашем, нашем… Ладно, Бог в помощь, Юрий Викторович. Прощевай!
- И вам всего доброго.
Вот так. Мнение мнением, а приказы начальства не обсуждаются. Дисциплина…
Домой заехал лишь на четверть часа. Вещи собирать не нужно было: они и не разбирались при этой кочевой жизни. Ехать Жаров решил на этот раз поездом. В поезде да на разных станциях, пока едешь, много насмотришься и наслушаешься. Заодно и время есть, чтобы подумать спокойно, не дёргаясь…
Интересные всё-таки люди у нас. Все всё понимают, все всё знают, все умные люди… Посмотришь, когда во власть избирают: словно другой народ на выборы пришёл. Перевёрнутый. Не народ даже, а отара… Впрочем, две трети народа и не ходят. Разочаровались, насытились, устали. А может, и голосуют-то не так… Важно ведь, как посчитают…
Стучат колёса по рельсам, отсчитывая вёрсты, и клонит в сон от их монотонного стука и от накопившейся усталости.
Все всё понимают… Вот, уж и советы в последнее время давали:
- Надо же осторожнее! Дипломатичнее надо!
Все умные люди… Те же советчики ещё год назад давали советы обратные:
- Долго будем комедию ломать?!
Не любят, не любят у нас дипломатии. И кому в голову пришло обвинять наш народ в византийской хитрости? У нас этих хитростей не понимают. У нас любят, чтобы всё напрямую, напролом, правду-матку сермяжную чтобы в глаза… Вот, и вертись угрём на сковородке раскалённой… Понимают они…
Бывает время, когда политик со всею своей искусностью ведёт свою игру, управляет событиями, использует их в своих интересах, строит некое здание, царит над шахматной доской, продумывая десяток ходов вперёд… Это весьма удобное положение. Это, пожалуй, самое захватывающее во всём политическом театре: предугадывать ходы соперников, опережать их, подчинять себе обстоятельства…
Но бывает совсем иначе. В какой-то момент, не политик начинает управлять событиями, но события - им. Так происходит, когда история подходит к очередному крутому виражу, и кабинетные доктринёры оказываются не у дел, потому что всем начинает заправлять улица, а улица диктует свои законы, улица рождает своих вождей, выталкивая зачастую, как и всякая стихия, не лучших и достойнейших, но тех, кто громче кричит… Здесь срабатывают иные механизмы, и они бестрепетно сбрасывают расставленные на шахматной доске фигуры. События начинают управлять политиком, диктовать ему свою логику поведения, свои решения - и только успевай поворачиваться. Не успеешь - проиграл.
Такое положение куда менее комфортно, чем первое. Здравомыслящего человека стихия радовать не может, она тревожит и даже пугает его, но остановить её он уже бессилен, он может только постараться вписаться в неё и, находясь на своём месте, минимизировать её разрушительность.
Безошибочным чутьём Жаров чувствовал, что какой-то надлом приближается, чувствовал, что события развиваются уже помимо его воли, и он должен лишь успевать правильно оценивать их и реагировать, чтобы не оказаться за бортом, но в нужный момент - на гребне волны. Быстрота реакции для политика важна ничуть не менее чем для разведчика-диверсанта: иные судьбоносные события, меняющие ход истории, решаются в считанные минуты. И в такие моменты политик не имеет права на ошибку. Она может обойтись слишком дорого. И не только ему.
Плох политик, не имеющий честолюбия, как плох солдат, не мечтающий о генеральских звёздах. Юрий Викторович не был исключением. Он мог пойти проторенным путём, каким шли многие другие, и получать определённые дивиденды в виде некоторого продвижения по службе взамен на абсолютное растворение в серой массе руководящей бездарности. Но Жаров пошёл на риск, предпочтя другой, непроторенный, кремнистый и опасный путь. Тут уж одно из двух: или грудь в крестах, или голова в кустах… Выбор сделан, и отступать теперь некуда: "позади Москва"…
Москва, действительно, осталась уже далеко позади. Депутата Жарова ожидал Б….
