Хроника
05.02.01. г. Москва, взрыв на станции метро "Белорусская-кольцевая". Ранены 10 человек.
24.03.01. Взрывы автомобилей в Минеральных Водах, Ессентуках и Черкесске. Погибли в общей сложности 21, ранены 140.
18.04.02. В Грозном совершен самый крупный с начала этого года террористический акт в отношении сотрудников правоохранительных органов. Жертвами боевиков становятся 17 бойцов чеченского ОМОНа. Его командир Муса Газимагомадов объявляет кровную месть террористам, убившим его подчиненных.
09.05.02. Каспийск, Дагестан, теракт на праздновании Дня Победы. Погибли 42, ранены более 100 человек.
Сентябрь 2002 года. Глава Надтеречного района Ахмад Завгаев, ехавший в своей служебной "Волге", расстрелян террористами на дороге в районе селения Бено-Юрт. Спустя почти три недели погибает его племянник, молодой лейтенант РОВД.
10.10.02. Теракт в помещении Заводского РОВД г. Грозного. Взрыв прогремел около 17 часов 45 минут. Его эпицентр, как установила экспертиза, находился в кабинете начальника отдела Магомеда Сибаева. На совещании присутствовали почти все руководители РОВД. Погибли 25, ранены 6 человек.
19.10.02. Москва, взрыв автомобиля у ресторана "Макдоналдс" на улице Покрышкина. Погиб 1, ранены 8 человек.
23.10.02. Москва. Вооруженные чеченцы (41 человек) захватывают зал, где шел мюзикл "Норд-Ост". Среди террористов находились женщины, вдовы боевиков, по их собственным заявлениям, они были заминированы и в случае штурма здания готовы были взорвать себя и заложников. Акцией руководил Мовсар Бараев, племянник одиозного полевого командира Арби Бараева, убитого федеральными силами в Чечне. Основным требованием террористов было прекращение войны в Чечне. Драма продолжалась трое суток. В ночь с пятницы на субботу 26 октября операция по спасению заложников завершилась. Во время спецоперации был применен усыпляющий газ. Всего погибло 129 заложников.
28.12.02. г. Грозный, взрыв Дома правительства Чечни. Погибли 71, ранены несколько сотен человек…
Цитата
"К 2008 г. Чечня и весь Северный Кавказ станут туристической и курортной "Меккой" России…" Манифест "Единой России". Январь 2003.
Зачем стучишься в окна наши
Рукой кровавою, война?
Да неужель твою мы чашу
Ещё не выпили до дна?..
Е.С.
Бывают в жизни моменты, когда больно от всего: больно говорить, думать, слушать, делать что-либо, молиться - больно жить, больно дышать…
Тихо было на Хованском кладбище в этот пасмурный зимний день. Только вороны покрикивали гортанно, перескакивая с ветки на ветку, а то поднимаясь ввысь чёрной, клокочущей стаей… Рыщут, пророчат, насмехаются, а в иной момент всею стаей налетят и заклюют, прямо в голову метя…
Наташа с трудом пробиралась между оградами могил, налезающих друг на друга, друг друга теснящих, так что и тропок уже между ними не осталось. Походило это кладбище на перезаселённую коммунальную квартиру, где точно также негде повернуться. Коммунальное кладбище… Нынче уж и на самую проезжую часть отдельные могилы выдвинулись… Да сколько ж ещё петлять в их бесконечных лабиринтах?! Ах, вон! Вон то дерево засохшее! Там могила нужная. Аккурат возле него. Вот, срубят это дерево, и вовсе не отыщешь…
Наташа сняла рукавицу и потёрла лицо снегом: аж жарко стало…
Вот, и добралась. Вот она - могила бабушки и деда. Всю жизнь вместе прожили - вместе и здесь. Наташа ещё маленькой была, когда их не стало, но запомнить успела: и бабушкин говор, и дедову щетину…
Нынче у бабушки день рождения… Четыре гвоздики на двоих. Как горят они - красные - на белом снегу. Какой-то тревогой веет от них, трауром бесконечным…
Совсем недавно хоронили Генку Камаева… Кто бы мог вообразить, что всё выйдет так… Генка всю жизнь был образцом благополучия, представителем новой русской молодёжи. Его и от армии мать "отмазала", чтобы не дай Бог не послали в Чечню… В Чечню Генка не поехал. Чечня приехала сама…
Те три октябрьских дня Наташа не отходила от телевизора. Вначале она и не знала, что там, на Дубровке, среди заложников оказался и Камаев. Только утром второго дня прибежала Тамарка с опрокинутым лицом и сообщила… До последнего верилось, что с Генкой всё будет хорошо. Ведь он - здоровый, спортсмен… И, вообще, везучий он, удачливый! Не может быть, чтобы случилась с ним беда…
А на четвёртый день в списке погибших Наташа прочитала его фамилию… А потом были похороны. Горсти мёрзлой земли со звоном ударялись о крышку гроба, а с фотографии с траурной лентой смотрел улыбающийся Генка… Искали для памятника фотографию более строгую, но не нашли: весельчак Камаев, всегда излучавший довольство, улыбался на всех. И от вида генкиной улыбки не верилось, что его - нет больше. Это было чем-то противоестественным, невозможным… И страшно было смотреть на мать Камаева, сразу постаревшую на все двадцать лет, согнувшуюся и едва державшуюся на ногах, не имевшую сил уже даже на то, чтобы плакать…
Наташа облокотилась об ограду могилы, пожалев, что нет здесь, как на других участках какой-нибудь лавочки, чтобы сесть и перевести дух.
Много горя принесли последние два года. Мать постоянно болела и вынуждена была оставить работу. Так Наташа, ещё не окончив института, оказалась единственной добытчицей в семье. Вот, только добывать забыла научить её любящая мама, воспитывавшая в дочери художественный вкус, высокие моральные идеалы гуманности и справедливости: в общем, всё то, что оказалось не просто не нужным в жестокой реальной жизни, но существенной помехой к тому, чтобы добиваться в ней успеха.
Мама Наташи всю жизнь преподавала в школе русский язык и литературу, обожала театр, знала наизусть едва ли не всего Пушкина - и всё детство Наташи было пропитано пушкинианством, походами в театр, восторженностью матери перед артистами, писателями, музыкантами, блужданиями по многочисленным залам Третьяковской галереи…
Когда же она была там в последний раз? В Третьяковке? Уж и не вспомнить… А только невозможно переделать душу, раз и навсегда переполненную романтизмом матери, правда, изрядно потускневшим в последнее время и в ней самой. Невозможно было вычеркнуть, изжить из себя того фундамента, на котором воспитывалась Наташа. Но, имея в душе столь высокие идеалы, рассчитывать на благополучную жизнь с приличном достатком не приходится… А, между тем, как нужны эти деньги! И матери на лекарства, и на жизнь…
Что такое счастье? Счастье - это когда можно заниматься любимым делом без оглядки на то, какой доход оно приносит, работать над тем, к чему лежит душа и не думать ежесекундно о том, где раздобыть денег…
А деньги нужны катастрофически. Не только для самой Наташи, не только для больной матери, но - главное - для Игоря. И, вот, тут - главная рана, которую и разворачивать лишний раз нет сил…
Его женой она так и не успела стать. Игорь вернулся из Чечни уже в чине капитана, живым и невредимым, но изменившимся. Он посуровел, стал более молчалив, сдержан, даже резок. Пережитым там с Наташей Игорь не делился, переживая всё внутри себя:
- Это мужские игры, Светлячок. Я не хочу, чтобы ты прикасалась к ним. Довольно, что мы, участвуя в них, получаем ожог души на всю оставшуюся жизнь. Сберегите хоть вы свою чистоту и нежность для нас…
Тем не менее, вскоре после возвращения он повёз её к родителям - познакомиться и погостить. После второго инфаркта тяжело хворал отец Игоря, и сыну очень хотелось порадовать старика напоследок - привезти невесту.
Родители Игоря встретили Наташу очень радушно, они сразу понравились друг другу. Наташе, дочери педагога, не составило труда найти общий язык с Екатериной Григорьевной, всю жизнь работавшей учительницей начальных классов. Будущая свекровь высоко оценила и хозяйственность невесты сына. По душе пришлась девушка и Николаю Петровичу.
Почти двухнедельное пребывание в семействе Стрешневых окончилось благословлением на брак. Причём благословляли старики, по давней традиции, семейной иконой, чудом сохранённой матерью Екатерины Григорьевны.
После этого Игорь как-то повеселел, оттаял, но свадьбу вновь пришлось отложить. Неудачно спотыкнувшись на лестнице, Наташа упала и сломала ногу. Приехавший в Москву Игорь предложил:
- Хочешь, я тебя в ЗАГС на руках отнесу?
- Не хочу, - мотнула головой Наташа. - Нехорошо сразу взваливать на будущего мужа такую тяжесть.
- Ты вовсе не тяжёлая!
- Нет! Потом твои родители хотели, чтобы мы обвенчались. Я тоже этого хочу. И не хочу венчаться с костылём!
- Тоже правильно, - улыбнулся Игорь. - Только так не хочется опять ждать… Что у нас за жизнь такая, Светлячок? Только ждём и ждём, ждём и ждём… А, представь, как поженимся? Я буду мотаться между Пермью и Москвой, ездить в свои командировки…
- А я буду тебя ждать, - вздохнула Наташа, опуская голову на колени Игоря и чувствуя, как его рука ворошит её густые волосы. - Я за прошлый год приобрела колоссальный опыт по терпежу и жданью.
- Терпежу и жданью? Слышала бы тебя твоя мама, преподаватель литературы!
- Не придирайся… Я тебя готова ждать целую вечность…
- Мне бы не хотелось заставлять себя ждать столь долго. Я привык быть пунктуальным! - рассмеялся Игорь.
А потом нужно было навёрстывать упущенное в институте и на работе… И то, и другое раздражало Наташу. Всю жизнь мечтала она стать учительницей, как мама, или же искусствоведом, филологом… Можно экскурсоводом в каком-нибудь музее. А ещё лучше работать в театре… Как и многие молодые девушки, Наташа в глубине души мечтала стать актрисой, представляла себя на сцене, примеряла роли, но в то же время сцены дико боялась, как боялась всякой публики. Почему-то, оказавшись перед лицом аудитории (даже небольшой) Наташа напрочь забывала даже самые элементарные вещи. При всех этих чисто гуманитарных мечтах она вынуждена была пойти учиться на экономиста. Потому что - хоть какой-то заработок… И работать помощником бухгалтера в продуктовой компании… И лаяться, и считать деньги, и подводить баланс… Противно-то как! Хорошо делаешь лишь то, что нравится. Можно ли всю жизнь заниматься ненавистным делом?.. А ведь многие и занимаются. Привыкают… Да только разве они счастливы?..
А потом скончался Николай Петрович… А Наташа даже не смогла поехать проститься с ним из-за болезни матери. Как-то непоправимо туго и тяжело всё шло, точно какая-то сила противилась их с Игорем браку, ставила препятствия на их пути - или испытывала на прочность?..
…Пронизывающий ветер обжёг щёки, заколыхал высохшие верхушки деревьев. Заверещали, клича беду, поднявшиеся чёрной стаей к серому небу вороны… Наташа вздрогнула и поёжилась. Сколь времени просидела она на этой оградке, которую, кстати, давно следовало бы подкрасить? Даже и не заметила… Наташа поднялась и стала пробираться между могилами к дороге. Обратный путь, проторенный, по своим же следам, дался легче и быстрее. Вот, и дорога… По ней - к выходу. Потом на автобусе трястись… Потом - в метро… А потом - сквозь промозглость - пешком к дому… А больше всего хочется упасть в снег, в сугроб глубокий, и уснуть, надолго, а потом проснуться, когда рассеется весь этот мрак кромешный… А голова - болит… Видать, температура… Недолеченная простуда о себе напоминает… И не остановиться, не взять больничный… Уволят ведь. А тогда не будет денег…
К последнему испытанию на прочность Наташа была не готова. Слишком неожиданным, невообразимым оно было. Игоря арестовали. Об этом сообщила, позвонив, его мать. Взяв неделю отпуска за свой счёт, Наташа поехала в Пермь. Екатерину Григорьевну она нашла сильно переменившейся. Полная моложавая женщина с тёмными вьющимися волосами и искристыми глазами как-то вдруг усохла, поникла, стала как будто ниже ростом.
- Дочка, милая, как хорошо, что ты приехала! - заговорила она с порога, едва сдерживая слёзы. - Арестовали его, дочка! Пришли и забрали… Господи, да что же это творится-то такое!
- Да за что же?!
- Сказывают, будто он в Чечне каких-то мирных жителей убил… А он не мог! Не мог! Мирных - не мог! Он у меня не такой… Господи, да что ж теперь будет? Я-то горевала, что Николая Петровича не стало, а теперь думаю: слава Богу, что ушёл… Не видит покойник, что делается… А то бы и третий удар случился бы… Спаси Христос от такого несчастья! Вот, ведь оно как… Защищал мой сын родину, а за то она его и судит…
- Успокойтесь, Екатерина Григорьевна. Это наверняка ошибка. Всё выяснится, и Игоря отпустят… - сказала Наташа, сама не своя от случившегося.
Дело против Игоря возбудила Главная Военная Прокуратура. И тотчас вокруг него поползло множество слухов, засуетились правозащитники, нагнетая очередную антиармейскую истерию…
Игоря перевели в СИЗО Ростова-на-Дону, где и должен был начаться процесс…
Лишь на свидании Игорь впервые рассказал Наташе обо всём случившимся с ним в Чечне: об убитом капитане Шавлаке, о рабыне Зое, о снайпере-подростке и его рабовладельце-деде… Он рассказывал долго, обстоятельно, повернувшись к Наташе спиной, объяснив, что так ему легче говорить. Ещё никогда в жизни не чувствовала она такой муки, как слушая этот страшный рассказ. Сердце её разрывалось на части, обливалось кровью, ком подкатывал к горлу.
Наконец, Игорь закончил и, медленно обернувшись, посмотрел на Наташу:
- Вот, и всё Светлячок. Я убил бандита на войне, на которую послала меня моя страна. Но бандит оказался ей дороже, и за его поганую шкуру мне теперь приходится отвечать не по военным, а по гражданским законам. Что ты молчишь? Может, считаешь, что я поступил неправильно и надо было оставить этого мерзавца жить?
Наташа потёрла ладонями горящее лицо и ответила:
- Ты всегда поступаешь правильно, Игорь. Только, пожалуйста, не смотри так, будто бы ты и сейчас… там… Мне страшно, когда ты так смотришь.
Глаза Игоря потеплели, он погладил Наташу по руке:
- Прости… Если меня посадят, то тебе опять придётся ждать меня… Хватит терпежу?
- На всё хватит. Но тебя не посадят! Этого просто не может быть! Не должно!
- У нас всё может быть. В особенности, то, чего быть не должно. Какая же ты ещё наивная, Наташа… Тяжело тебе будет в этом мире…
- Мне уже тяжело. Но я сильная… Только ты не сдавайся и не говори так страшно, как говорил теперь… Тогда и я найду силы всё выдержать… Я за тобой на край света пойду, если надо…
- Декабристка моя, - горько усмехнулся Игорь.
- Свидание окончено! - объявление это всегда, как громом ударяет…
Обнялись на прощание, и долго-долго не отпускал Игорь Наташу, а она покрывала поцелуями его лицо, ставшее ей ещё более (если это, вообще, возможно) дорогим…
И начался судебный процесс. Игоря то выпускали под подписку, то снова заключали под стражу. Всего больше хотелось Наташе быть постоянно рядом с ним, поддерживая его, но это было никак невозможно: нельзя было оставить работу и больную мать и обосноваться в Ростове. Получалось бывать там лишь наездами, по выходным. Этот безумный ритм жизни выматывал до крайности. Сколько уже приходилось Наташе ждать Игоря, но такого томительного ожидания она ещё не знала.
- Знаешь, Томочка, - сказала она однажды подруге, - если есть ад, и меня угораздит туда попасть, то моя участь там - стоять на пороге, стучать в дверь и бесконечно ждать, что отворят… И не отворят… Бесконечное ожидание - вот, ад…
Тамарка стала для Наташи неким прибежищем: ни на работе, ни перед матерью не имела права она дать слабину - и лишь перед подругой детства можно было не драпироваться, выплакивая всё наболевшее.
- Ну, тебя! - махнула тогда рукой Тамарка. - Ещё только ада не доставало… Если хочешь, я тебе даже немного завидую…
- Спятила? Чему?!
- Твой лейтенантик…
- Капитан.
- Ну, капитан! Неважно… Он тебя так любит… А меня хоть бы кто хотя бы самую малость полюбил… Ведь я же красивая… Я даже красивее тебя… И не дура вроде. И не стерва законченная… И женить на себе не пытаюсь… Ну, чего ещё-то надо?! А ничего… Никого… Никто меня не любит… Одни придурки кругом, неврастеники и сволочи… Пусто мне, Туся, холодно, одиноко и грустно…
- Да брось, Томка, у тебя всё ещё впереди!
- Да ладно! - махнула рукой Тамарка. - Вина хочешь?
- Мне на работу завтра…
- Мне тоже. Я ж тебе не напиваться предлагаю (хотя и можно было бы, в принципе), а выпить по бокальчику. Стресс, подруга, надо иногда снимать.
- Ну, разве что по бокальчику…
От красного полусладкого вина внутри потеплело, повеселело. Достали фотоальбомы, стали вспоминать детство, школу, недавнюю беззаботную жизнь… Кажется, так давно было это всё! Так давно, что и не верится, что было… А ведь несколько лет лишь прошло… Потом слушали музыку, танцевали вдвоём, как когда-то лет в двенадцать, пытались вспомнить песни, которые пели тогда девчонками… А песни все были о любви… Да и о чём ещё петь было в те безоблачные годы, когда о любви знали лишь из романов, кино и песен?.. Пели и мечтали… Как жаль, что жизнь редко согласуется с мечтами. А, впрочем, стоит ли пенять на неё? Счастье - это не обстоятельства, а умение видеть в любых обстоятельствах что-то хорошее… Только бы ещё научиться тому спасительному умению!
…Из метро шла, по привычке срезая дорогу - наискосок, через дворы. У родной школы остановилась перевести дух - как раз напротив окна актового зала. В этот час там шёл урок. Наташа прислушалась. Раздались первые аккорды, и хор звонких детских голосов грянул:
- Над Россией солнце светит…
Пасмурное небо свинцовым пологом нависало над землёй, словно придавливая к ней неподъемной тяжестью всё живое… Наташа бессильно прижалась к обшарпанной стене школы (когда-то последний ремонт был?), зажмурилась. Велик у неё опыт по терпежу и жданью, но ведь не беспредельны же силы человеческие… А ведь был же когда-то тот летний день! И солнце сияло на безоблачном синем небе! И сияли небесные глаза старшего лейтенанта Стрешнева, на Наташу глядящие… Но прошёл тот день, безвозвратно и неминуемо, и потянулись дни, недели, месяцы, годы непрерывного почти ожидания, которому - будет ли конец? А дома ждёт Наташу больная мама, которой уже тяжело ходить… А послезавтра снова идти на ненавистную работу, писать отчёты… И никакого просвета. Ни единого лучика солнечного не проникает сквозь эти безжалостные свинцовые тучи… Слёзы ручьями струились по щекам Наташи, и она чувствовала их соль на губах. Казалось, будто бы она навсегда приросла к этому месту, окаменела, и никакой силой не сдвинуть её. А из-за окна всё неслось звонкое и жизнеутверждающее:
- Над Россией солнце светит!
Где же, где же это солнце?.. Есть ли оно?! Встанет ли когда-нибудь?!...
