Пускай мы стали пьющими моральными калеками,
А всё-таки не гнидами, а всё же человеками…
Ю. Шевчук
В старинных романах и в современных продвинутых кругах это называется изящным словом "сплин". В менее продвинутых - апатией. В простоте же: похмельным синдромом и глубокой усталостью после трёхнедельного беспробудного запоя.
- Сынок, ты допил? Я бутылочку возьму? - дедок осторожно-дребезжаще спросил, руку к опорожнённой пивной бутылке протянув.
- Бери, дед, - отозвался Ордынцев, тускло поглядев на старика.
- Ты чего ж грустной такой, сынок?
- Жить поскудно…
- Ну уж… Тебе, сынок, грешно этак. Ты молодой, здоровый, сильный. Это мне, вот, бутылки собирать приходится…
- Слушай, дед, проходи… Без тебя голова болит, - поморщился Володя.
- Прохожу уж, прохожу… - вздохнул дед и ушёл.
Собачья жизнь… Два года назад в последний раз побывал в командировке… Получил серьёзную контузию и медаль за отвагу. Медаль - дело хорошее, да с неё сыт не будешь, а после контузии на контрактную уже не брали. Сволочи… Вот, и живи как хочешь. А хочешь: подыхай, как собака. Никто плакать не будет. Матери год назад не стало… Господи, и почему это казалось, что она будет жить вечно? Что если есть что-то незыблемое на этом свете, то это мама, которая всегда ждёт его дома, переживает за него и молится, мама, которую он столько огорчал, так редко навещал и которая так мало видела ласки от своего непутёвого сына… И, вот, её не стало. Жить в деревне после неё Володя не мог и уехал на заработки в город. Да много ли заработаешь? И чего он, Ордынцев, в жизни умеет? Драться, стрелять, водить машину… Воевать. Но это умение в мирной жизни может пригодиться только если пахать на криминальные структуры. Дело, конечно, выгодное. Братва живёт по понятиям и за хорошую работу хорошо платит, но не желал Володя работать на бандитов. Вот, спрашивается, не слишком ли большая роскошь при такой собачей жизни - совесть и честь?.. Откуда только понабрался… Стыдно, вишь, герою на бандюг ишачить. Другим нестыдно. В 90-е киллеры поголовно из бывших были. А что, спрашивается, им делать было? Из Афгана пришедшим? Убивать их там научили, а мирно жить - нет. Ни работы, ни денег. А жить всем хочется…
За год перепробовал Ордынцев всё, что только мог: был и шофёром, и грузчиком, и на стройках работал - но надолго не задерживался нигде, вечно ввязываясь в какой-нибудь конфликт, подчас заканчивающийся рукоприкладством.
Жил, где придётся. Иногда ночевал в зале ожидания, а то и просто на улице. Ещё и печень напоминать о себе стала, и спина после контузии старой… Уж большую-то тяжесть и не вот поднимешь. Как-то поднял ящик тяжёлый, когда грузчиком работал, так скрючило всего так, что думал уж Ордынцев Богу душу отдавать: насилу потом разогнулся и отдышался.
Недавно ездил Володя в деревню: могилу матери навестить, крест поставить. И надо же было случиться: в то же время и Катя приехала туда, своих навестить…
О ней Ордынцев знал лишь, что из командировки вернулась она благополучно, экстерном получила высшее образование, работает в пресс-службе РОВД, живёт в общежитии. И хотелось Володе повидать её, но удержался, не пошёл. Зачем? Всё ведь сказано между ними…
А Катя сама пришла. Ордынцев как раз ужинать садился, когда она на пороге возникла. Постройнела, повзрослела, волосы на затылке в конский хвост собраны… Платичко на ней в крупную горошину, деревенское, сапоги… Помолчали сперва, к друг другу приглядываясь. Катя первой заговорила:
- Ну, здравствуй, Волюшка.
- И тебе не хворать… - на войне абрека перед собой вплотную видя, не робел так, как теперь, перед нею… - Ну, садись, коли пришла… Помянем мать мою…
- Помянем, - кивнула Катя, садясь.
Выпили, не чокаясь, и она вздохнула:
- Эх, Волюшка, и не верится, что столько лет прошло… Как-то быстро жизнь проходит… Ещё недавно мы с тобой зорьки встречали… Помнишь?
- Помню, - тихо отозвался Ордынцев, чувствуя, как пересохли губы.
Вечерело, и в не зашторенные окна сочился бледный свет. Катя сидела совсем рядом, облокотившись локтём о стол - невыносимо желанная, близкая, но в то же время совсем чужая.
Володя протянул руку и опустил её на Катино колено, чуть сдвинув вверх подол её платья.
- Ты что? - вздрогнула Катя.
- Ничего, - отозвался Ордынцев, не убирая руки и глядя ей в глаза, стараясь прочесть в них её мысли. Катя не отстранялась, не отодвигала его руки, и это дало Володе понять, что она хочет того же, что и он.
Ордынцев приблизился к Кате и стал целовать её.
- Не надо… - слабо засопротивлялась она.
- Брось, - ответил Володя, сжимая девушку в своих железных объятиях. - Ведь ты же за этим пришла. К чему теперь играть?
Катя распустила волосы, и Ордынцев окунулся в их тёмное золото, как в первый раз. Ни на секунду не ослабляя объятий и не переставая ласкать девушку, точно боясь, что она опомнится и убежит, Володя отнёс её на кровать, покрытую тонким шерстяным покрывалом. Кровать была старой, пружинной и ужасно скрипела. Когда всё было впервые, Катя даже испугалась, а потом долго смеялась:
- Какая у тебя кровать страшная! Жуткая! Мне кажется, что её скрип на всю деревню слышен!
На этот раз надрывный скрип не смутил её, но уже под утро, когда всё закончилось, она тихо сказала:
- Ты знаешь, я боялась, что эта ужасная кровать всё-таки сломается… Она так жутко скрипела всё время…
- Не сломается, - пообещал Ордынцев. - Она ещё сотню таких ночей выдержит.
- Сотню… - протянула Катя, запрокидывая голову. - Сотни не будет… Я сегодня уезжаю, Волюшка. Через день на работу уже…
- Можно я навещу тебя там? В городе?
- Нет, не нужно… - покачала головой Катя. Она встала с кровати, ничуть не стесняясь своей наготы, завязала волосы в хвост, подобрала лежавшее на полу платье, надела его: - Ну, вот, и всё, Волюшка… Мне пора. Всё было, как тогда… Так, словно мир перевернулся…
- Зачем ты приходила, Катя?
- Не знаю… - отозвалась Катя грустно. - Мне хотелось всё это пережить ещё раз… Если бы так могло быть всегда… Ты прости меня, Волюшка.
- За что?
- За всё… Я ведь не полюблю больше никого… А ты… Прощай!
- Прощай, Катя.
Володя слышал, как она сбежала с крыльца, как зашелестела трава у забора, а потом заскрипела щебёнка на дороге… Катя ушла, а он даже пальцем не пошевелил, чтобы удержать её. К чему? Что он может ей дать?
После этого Ордынцев отправился навестить нескольких боевых товарищей, живущих в разных городах. Побывал и в Москве, у журналиста Кумаршина, которого до сей поры называл командиром. Ладно жил командир. Скромно, но, кажется, счастливо. Очень понравилась Володе жена Кумаршина, Нина: до чего радушная, расторопная, милая женщина! Вот, так бы и жить: душа в душу… Повезло капитану. А, впрочем, и сам он, конечно, не чета Володе. Ордынцев, вон, при ногах и руках к мирной жизни никак не приспособится, того гляди сопьётся, а Кумаршин без обеих ног на ноги встал. Вот это характер! Не смог бы так Володя, никогда бы не смог.
Вот, после этой-то поездки и захандрил Ордынцев окончательно. Казалось ему, что жизнь свою он прожил напрасно, что никому нет в нём ни нужды, ни пользы, что зазря лишь коптит он небо. Так и протопил горе в водке три недели. Протрезвел лишь, когда деньги подошли к нулю. Всего-то и осталось - сто рублей.
Володя вышел из зала ожидания, расправил затёкшую спину. Нет, надо всё-таки будет добиться в этом году командировки в Чечню. Любыми правдами-неправдами. Иначе спиться недолго. Видела бы мать… Докатился… Герой! Обругав себя последними словами, Ордынцев принялся внимательно читать расклеенные на стене вокзала объявления: требуется, требуется, требуется… Ну, грузчиком теперь, пожалуй, не потянуть… Может, в социальные работники податься? Стыдно, чёрт…
Внезапно взгляд Володи привлекла яркая афиша: Ольга Доронина! Два концерта! Сегодня и завтра! Защекотало что-то внутри: вспомнилось Ордынцеву, как вёз он Ольгу по разбитым дорогам Чечни в первый год войны, пять лет назад… С какой яркостью и живостью припомнилось всё! И голос её бархатный, и улыбка, и глаза… Даже аромат волос в памяти уцелел! Повидаться бы! Концерт уже сегодня… Где, где срубить деньги на билет? У кого одолжить? Сами все нищие… Да и кто это ему в долг даст, когда у него даже работы нет? Иван мог бы дать… Но к Ивану - нельзя… Он брат Кати. А брать в долг у её брата - это уж совсем стыдно…
Мозги с похмелья работали медленно, и Ордынцев никак не мог ничего придумать. Наконец, он решил просто отправится к концертному залу и подождать снаружи выхода Дорониной. Артисты часто раздают автографы после выступлений. Может, повезёт: заметит, узнает… Надо только привести себя в порядок. А то ведь хорош он теперь, должно быть, после трёхнедельных возлияний… Дурак… Надо же было все деньги пропить… Всё-таки права была Катя: на кой ляд такой муж? Слёзы одни…
Ордынцев, щурясь, поглядел на яркое солнце. И что у него за жизнь такая? Почему всё так нескладно у него? Ведь живут же другие нормально! А он, как неприкаянный, мытарится, болтается, как дерьмо в проруби, ища себе места под солнцем… Судьба такая или сам дурак? Не срастается что-то в судьбе - и что ты поделаешь с этим? Сколь ни бейся, всё только дурь одна и выйдет…
А, может, следовало бы просто вернуться в родную деревню и жить там? Есть же свой дом у него, в конце концов, есть и руки, чтобы хозяйство наладить. Несколько поколений его предков в этом доме жили, трудились на земле, а чем он хуже?
Несколько месяцев назад, стыдно сказать, ночевал в вытрезвителе. Познакомился там с мужичком одним. Странный был мужичок. Вроде и пьяный, а рассуждал здраво, умно даже. Впрочем, наши люди, вообще, бывают красноречивы "под градусом". Наш человек, выпив, выдаёт подчас такие перлы, до которых в трезвом уме никогда бы не додумался. И, что характерно, рассуждения сразу сплошь о вечном: о смысле бытия, например. Вот, и мужичок тот с видом проповедника слегка заплетающимся языком, покачиваясь вперёд-назад, вещал Володе:
- Человек сам выбирает свой путь. Если не желает он опуститься и погибнуть в смраде и нечистотах, то всегда отыщет выход, отыщет свою стезю в жизни и выберется. От человека зависит… От его воли.
- Что ж ты, дядя, не выбираешься? - усмехнулся Ордынцев.
- А мне незачем… Я человек слабый. Я на мир трезвыми глазами смотреть не могу. Слишком уж отвратно. А пьяным глазом всего уродства не разглядеть.
- Умно говоришь, дядя. Ты, часом, не философ?
- Я поэт, молодой человек! - гордо ответил мужичок, почесав седую бородку. - И, если я пью, то для вдохновения, чтобы разбудить свою музу, чтобы грёзы пришли на смену окружающей мерзости. А вам, вот, не рекомендую. Вы человек сильный. Вам работать нужно…
…Пошарив ещё взглядом по объявлением, Ордынцев нашёл, наконец, подходящее: "Требуется автомеханик". С техникой Володя всегда был на дружеской ноге, а потом, не откладывая, поспешил по указанному адресу: нужно было спешить, пока работа не досталась кому-нибудь другому.
Ордынцеву повезло. Место в автомастерской оказалось вакантным. Старший мастер смерил его подозрительным взглядом:
- Ты, случАем, не запойный? Исчезать не будешь? Нам проблем с этим делом не надо.
- Никак нет. Просто на днях к боевым товарищам ездил. Поминали своих… Сам понимаешь.
- Из военных, значит?
- Служил по контракту в Чечне. Три раза там был.
- А я срочную под Баграмом тянул, - сказал мастер. - Ну, думаю, сработаемся. Меня можешь просто Михалычем звать.
- Ордынцев, - коротко представился Володя. - Когда приступать к работе?
- А завтра с утра и приступай.
- Есть, - улыбнулся Ордынцев.
- Вольно! - в тон ему пошутил мастер. - Жить-то тебе есть где?
- Да, в общем… - неопределённо отозвался Володя.
- Ясно, негде. У тебя жена есть?
- Нет…
- Счастливый.
- Почему?
- Разводиться не придётся. Хлопотно! Курить будешь?
- Не откажусь.
Михалыч протянул Володе папиросу, закурил сам и, пощипав ус, сказал:
- Я со своей колодой месяц назад развёлся. Вот, отдыхаю теперь. А то ведь, что ни день, то скандал! И денег ей мало, и квартира ей плоха, и я ей плох… Дур-ра… И мамаша ещё её, старая карга, наезжала, плешь мне проедала. В общем, не жизнь была, а чёрт знает что такое. Ну, я и поставил вопрос ребром. Квартиру ей, конечно, оставил… Чего там менять - чулан… А мне от отца-покойника жилплощадь осталась. Тоже дыра, да мне много ли надо? И, знаешь, так спокойно жить стало! Ей-богу, я теперь понял, почему у нас мужики так живут мало. Так что мой тебе совет: хочешь нормальной жизни - не женись! Кстати, если тебе жить негде, так можешь пока у меня обосноваться! А что? Поставим раскладушку и шабаш. Делов-то!
- Без вопросов! - обрадовался Ордынцев. - Спасибо, брат, выручил.
- Да ладно, чего там! - махнул рукой Михалыч. - Вот, сейчас смена моя закончится и пойдём.
Положительно, день складывался на редкость удачно. Ещё с утра у Володи не было ни работы, ни крыши над головой, а теперь появилось и то, и другое. Ордынцеву казалось, что судьба, наконец, повернулась к нему лицом. Вечером, приведя себя в порядок, Володя отправился к концертному залу, надеясь всё-таки увидеть Доронину. Не мог столь удачно начавшийся день обмануть ожиданий! Володя был уверен, что и здесь ему повезёт. По пути он свернул в парк и, улучив момент, когда никого не было поблизости, сорвал с клумбы несколько крупных цветов. Теперь можно было смело идти на штурм.
…Ольгу Ордынцев не видел пять лет. Но, едва Доронина показалась на лестнице, в окружении поклонников, которым она щедро раздавала автографы, сердце Володи забилось учащённо. Какая женщина! Какая стать! Русская барыня - не иначе! Неужели она до сих пор не замужем? Интересно, есть ли у неё кто-нибудь? Если есть, то он, несомненно, счастливец. Обладать такой прекрасной, удивительной женщиной - ох, не каждому в жизни выпадает такая удача!
Доронина направлялась к припаркованной у тротуара машине. Ордынцев стал пробираться к ней. Какой-то крепкого телосложения человек остановил его:
- Простите, вы что-то хотели?
Охранник долбанный… Откуда ещё вырос?! Не драться же с ним… Володя отступил на шаг и окликнул Доронину:
- Ольга! Ольга!
Она остановилась, оглянулась, стала всматриваться в толпу, щурясь от вспышек фотоаппаратов. Увидела! Узнала! Сделала знак рукой своему "церберу":
- Толя, пропусти!
Ордынцев подошёл к Ольге и несколько секунд смотрел на неё молча, потом спохватился и протянул цветы:
- Вот, это вам…
- Спасибо… - кивнула Доронина, выглядевшая немного растерянной.
- Ольга, вы меня помните? Шесть лет назад? В Чечне? Вы были на гастролях, а я вас вёз?..
Ольга заулыбалась:
- Ну, конечно! А я-то слышу: голос знакомый! У меня на голоса память очень хорошая! Вы… Вы Володя? Ордынцев?
- Так точно!
- А я вас без формы не узнала! - Доронина рассмеялась.
- Лёка, нам надо ехать, - шепнул ей на ухо усталого вида человек, в котором Володя узнал второго своего пассажира, брата Ольги Сашу Алфимова.
- Да-да… Володя, мы сейчас в гостиницу… Поедете с нами?
Она ещё спрашивает! Да за ней Ордынцев поедет хоть на край земли! Да что поедет - побежит!
И снова они ехали вместе: Володя, Ольга и её брат. Правда, на этот раз и Ордынцев, и Ольга сидели на заднем сидении, а впереди разместились шофёр и охранник Толя. Алфимов с лицом, покрытым красными пятнами, кажется, вновь страдал от давления, и молчал, закрыв глаза и прислонившись головой к холодному окну. Доронина сидела вплотную к Володе, так, что он ощущал её тепло и с наслаждением вдыхал запах её духов, вглядывался в её лицо с сияющими, как звёзды, глазами. Если бы Ордынцев был поэтом, то написал бы ей стихи, но он не поэт, он даже без рифмы не может выразить ей словами всё то, что переполняло его душу.
- Как же я рада вас видеть, Володя! - говорила, между тем, Ольга. - Я ведь вспоминала вас. Жалела, что даже не простилась тогда с вами. Не думала, что встретимся вновь. Тем более, здесь, так неожиданно… Вы были на концерте?
Ордынцев покраснел:
- К сожалению, нет. У меня зарплата только через неделю, а сейчас…
- Это ничего! Завтра послушаете! - сказала Доронина. - Толя! Проследи, чтобы Володю завтра пропустили на концерт. Встреть его сам и проведи. На самое хорошее место.
- Будет сделано, - кивнул Толя.
- А в Чечне вы без охраны были, - заметил Володя.
- Так там были вы, - улыбнулась Ольга. - А здесь кто меня защитит? Понимаете, всякое же бывает… Очень много стало психически неуравновешенных людей, от которых неизвестно, что ожидать. Вот, Саша и настоял, чтобы Толя меня сопровождал на гастролях. Кстати, у меня теперь новый гитарист. А ещё скрипач, гармонист и контрабасист.
- Большая группа…
- Да. А Саша теперь только мой администратор и автор песен… А, помнится, тогда мне аккомпанировал ваш сослуживец… Гена, кажется… Кстати, как он?
- К сожалению, он погиб… Вскоре после вашего отъезда. Мы попали в засаду… И много наших там полегло…
- Какой ужас… - проронила Ольга со вздохом. - Знаете, у меня всегда, когда я такие концерты даю, перед солдатами, сердце щемит. Я на них смотрю и понимаю, что завтра кого-то из них уже может не быть… Это так страшно. Ведь совсем молодые ребята, честные, смелые… Настоящие мужчины. Они ведь так нужны в мирной жизни. России нужны. А погибают из-за того, что какие-то сволочи развязали эту бойню, которой конца нет… У меня лица их потом перед глазами стоят. Снятся…
Ордынцев не отвечал. Машина круто повернула, и Доронина качнулась в его сторону. Володя даже почувствовал её дыхание. Где-то внутри засосало, заныло. Захотелось Ордынцеву прижать к себе эту золотоволосую красавицу, целовать её крупные губы. Остаться бы с нею наедине в её гостиничном номере…
- Вы сказали, что там мы вас охраняли, - сказал Ордынцев после непродолжительного молчания. - Так я бы вас и здесь охранять мог! С большой даже радостью.
- Вот как?
- А почему бы и нет? Мне местных авторитетов охранять предлагали, но это я не могу.
- Почему же?
- Как же я буду охранять их, желая, чтобы этих гадов перестреляли как можно быстрее? Неувязочка получится. А вас бы я, как зеницу ока, хранил: можете быть уверены.
- Я подумаю над вашим предложением, - кивнула Ольга, и Ордынцев готов был поклясться, что в глазах её промелькнуло нечто большее, чем интерес к нему, как к возможному охраннику. - А знаете, мы с Сашей в прошлом году в нашу деревню съездили. Решили церковь там восстанавливать. Вот, с каждых гастролей отчисляем. Так хочется, чтобы церковь там была! У нас ведь там хорошая церковь, большая. Только разрушенная… А мой домишко развалился совсем… Так жалко его… Может, когда-нибудь я его заново отстрою и поселюсь там… Тянет меня к земле. Все эти светские тусовки - такая ерунда. И всё там ненастоящее, придуманное. Даже люди. Надоело…
Машина остановилась у гостиницы.
- Прибыли, - доложил шофёр, и охранник Толя проворно распахнул дверь перед Ольгой.
- Ну, вот, мы и приехали, - сказала Доронина Володе, когда они оба вышли из машины. - Вы извините, что не приглашаю вас сегодня в гости. Завтра ещё один концерт, и мне нужно выспаться, чтобы быть в форме.
- Я понимаю… - кивнул Ордынцев.
- Вы завтра непременно приходите на концерт. Толя вас проведёт. А уж после поедем ко мне и отметим нашу встречу, как полагается. Выпьем на брудершафт и перейдём на "ты", - Ольга рассмеялась.
- Без вопросов! От таких приглашений не отказываются!
- И не вздумайте отказываться! - Доронина протянула Ордынцеву свою крупную, тёплую руку. - До завтра, Володя!
- До завтра, Ольга, - ответил Ордынцев, пожимая протянутою руку.
Когда Доронина со свитой ушла, Володя подпрыгнул и сорвал с ветки крупный кленовый лист. Бывают же в жизни удачные дни! Ради таких дней стоит жить! А что-то будет завтра?.. Завтра он будет у неё в гостях, будет пить с ней на брудершафт… И кто знает, чем закончится этот вечер… Скорее бы завтра!
Ночь была прохладной, но не холодной: всё-таки на дворе стояло бабье лето. Ордынцев шёл по улицам города, не замечая ничего вокруг, погружённый в счастливые и почти фантастические мечты. Он даже представил себе, как было бы прекрасно, если бы Ольга стала его женой. Ведь о такой женщине только мечтать можно, чтобы там ни говорил убеждённый женоненавистник Михалыч!
Проходя мимо небольшого летнего кафе, Володя остановился. Его внимание привлекли доносившиеся оттуда громкие голоса. Ордынцев пригляделся и увидел молодую девушку, отбивающуюся от назойливых ухаживаний рослого кавказца.
- Оставь меня в покое! Пусти! - кричала она.
- Хорош выпенриваться! - зло отвечал кавказец, бесцеремонно хватая её за руки и пытаясь обнять. - Что ты строишь из себя, а?! Давай развлечёмся немного!
Сидевшие неподалёку его друзья смеялись и подбадривали его:
- Малик, тебе помочь?
Девушка оттолкнула навязчивого ухажёра и попыталась уйти, но тот вновь схватил её за руку:
- Куда пошла, русская шлюха?! Ты что мне характер показываешь?! Мы тут всех вас имели!
Ордынцев вошёл в кафе и, подойдя к Малику сзади, опустил ему руку на плечо:
- Слушай сюда, дорогой, сейчас ты оставишь девушку в покое, вернёшься за свой стол, заткнёшься, дожрёшь то, что заказал и выкатишься отсюда подобру-поздорову. Понял?
- А ты кто такой есть?! Да пошёл ты сам отсюда! Это моя женщина! И лучше не лезь!
- Твоя женщина? По какому же закону она твоя? Эта женщина не хочет никуда с тобой идти и не пойдёт.
Испуганная девушка спряталась за спину Ордынцева. Посетители кафе с любопытством наблюдали за развитием конфликта.
- Ты, что ли, помешаешь? Слушай, я не хочу крови, поэтому уйди по-хорошему!
- Я не для того там с вами воевал, чтобы здесь перед вами руки поднимать! - бросил Володя.
- Ну, ты сам напросился! - Малик попытался ударить Ордынцева, но тот молниеносно перехватил удар и опрокинул его на пол.
В этот момент двое друзей Малика вскочили из-за стола и бросились на Володю. В рукопашном бою равных Ордынцеву было мало, и, хотя за последнее время квалификация была до некоторой степени утрачена, он довольно легко отражал нападение троих кавказцев.
- Прекратите! - закричал бармен из-за стойки. - Я сейчас вызову милицию!
- Русские люди, что ж вы смотрите?! - громыхнул какой-то мужик. - Кто звал этих бандитов в наш город?! - и повернувшись к Ордынцеву: - Держись, брат! Я с тобой!
- Коленька, не надо! - истерично завопила бывшая с ним женщина.
Но Николай уже ринулся в схватку, сметая на своем пути пластмассовые столы.
Напуганные посетители кафе начали спешно расходиться. Ещё какой-то парень лет семнадцати с криком "Мужики, я с вами!" бросился на подмогу Ордынцеву и Николаю. Ещё несколько человек сочли за благо наблюдать за дракой издалека и походили на болельщиков, смотрящих бои без правил.
- Ну, сука, ты меня достал! - рыкнул Малик.
Ордынцев успел заметить, как в руке его блеснул нож, и тотчас почувствовал резкую боль в правом боку. Володя попытался загородить рану немеющей рукой и повалился на пол, чувствуя, как неудержимо хлещет тёплая кровь.
- Скорую! - завопила девушка и, кинувшись к Ордынцеву, стала гладить его по голове: - Милый, хороший, потерпи! Ой, Господи! Крови-то сколько…
Загудели милицейские сирены.
- Менты! Малик, уходим! - донеслось совсем близко.
- Держите их! Они человека зарезали! Стой, сволочь!!! - рык Николая.
- Коленька, оставь их! Они и тебя могут!
- Всем стоять! Милиция!
А… Приехали родимые… Жаль, поздно…
- Что здесь произошло? Предъявите документы! Солодов Николай? Вы задержаны за устройство драки в общественном месте!
- Да ты что, лейтенант! Вы кого вяжете?! Это ж они драку начали и парня зарезали!!! Что ж вы своих-то хватаете?!
- Мой муж не виноват! Он только хотел помочь…
- В отделении разберёмся! Сержант, этих двоих в машину.
- Ну, страна! Вот, страна! Нас режут и нас же сажают! Эх, ты, лейтенант! Кому прислуживаешь? Ведь и тебя так могут!
Рыдающий голос прямо над головой:
- Товарищи, люди, ну, помогите же кто-нибудь! Человек ведь умирает!
- "Скорую" вызвали? - лейтенант подошёл.
- Д-да… - дрожащий голос бармена.
- Хорошо. Впрочем, этому бедолаге она уже не поможет… Нестеренко, вызывай дежурного следователя. Пусть протокол пишет.
Темно перед глазами… Не видать лица этого лейтенанта… А хотелось бы увидеть… И плюнуть…
Всю жизнь воевал Ордынцев и был убеждён, что он-то погибнет в бою… А, вот, ведь как обернулось… Вот, она - жизнь… Прав лейтенант: нескорая "Скорая" уже не поможет. Знал Малик, куда бить… В печень… Наверное, не первый раз пользуется этой "игрушкой". Мирный житель… Амнистированный… На нём крови нет… Беженец…
Вот и всё… Разрешите доложить, сержант Ордынцев отбывает в лучший мир… Значит, не будет теперь ни работы, ни концерта, ни ужина с Ольгой… Ничего не будет… Только холодный и грязный пол этого проклятого кафе. Спасибо девушке: не убежала, сидит, гладит голову своими маленькими руками, плачет… Интересно, как зовут её? Как зовут единственную женщину, которая провожает его и оплакивает? А уж спросить сил нет… Что она говорит такое ласковое? Не разобрать… А так хотелось бы… Девушка, помяните добрым словом и придите хотя бы раз на могилку… И не ходите больше так поздно одна по таким заведениям… И держитесь подальше от этих бандитов… В другой раз может не оказаться рядом кого-то, кто вас заслонит… Сделает то, что должен сделать каждый нормальный мужик… Да только много ли таких найдётся?..
Тихо-то как стало… Видать, разбежались все… А, может, просто уже и слуха не осталось… А что это за свет впереди? Белый… Белый… Нездешний свет… А он и не здесь уже, свет этот… Он - там… Белый, белый свет… А там - что?..
