Подумайте, братья, нужно ли
Воронеными бряцать ружьями?
Подумайте, молю, надо ли,
Чтобы солдаты в бою падали?
Надо ли прятать думы те?
Думайте, братья, думайте...
Анатолий Ягодин
Хроника
10.08.00. Бандформирования совершает не менее 15 нападений и обстрелов позиций и колонн федеральных сил в Грозном, Шали, Гудермесе и Наурском районе.
В районе селения Алхун в Ингушетии вспыхивает бой между подразделениями федеральных войск и боевиками. Имеются жертвы с обеих сторон.
11.08.00. Военное командование и правоохранительные органы не исключают возможности прорыва боевиков из Чечни в Дагестан и Северную Осетию.
14.08.00. В Чечне создан республиканский ОМОН. Его возглавил ближайший соратник Бислана Гантамирова Муса Газимагомадов. В отряд вошли 400 бойцов, которые ранее участвовали в боевых действиях на стороне федеральных войск. Всем им вручены удостоверения, оружие и форменное обмундирование. Кроме того, в распоряжение чеченского ОМОНа предоставлено несколько единиц бронетехники.
18.09.00. Боевики продолжают оборудование складов с оружием, боеприпасами, продовольствием в труднодоступных горных районах с целью подготовки к зиме. Бандформирования полностью перешли к тактике партизанской войны.
22.09.00. Потери федеральных сил за неделю составляют 19 человек убитыми. Раненых - 51.
16.10.00. Пограничники Назрановского отряда обнаруживают группу из 50 боевиков, двигавшихся в сторону Ингушетии. По бандитам открывается огонь, и они отходят на территорию Грузии.
25.10.00. Четыре раза обстреливаются КПП, семь раз - блокпосты, девять раз - армейские позиции. На дорогах обнаружено и обезврежено 18 взрывных устройств.
Практика обстрелов и подрывов, как сотрудников федеральных сил, так и мирных жителей, становится повседневной нормой.
26.10.00. Президент Путин заявляет, что главная часть задач, поставленных в начале антитеррористической операции в Чечне, выполнена…
"Предположительно, группировка боевиков достигает 100 человек… По некоторым данным, среди них находится Руслан Гелаев… Боевики рассеяны… Грузинская телекомпания "Рустави 2" сообщает… Боевики вытеснены…" - приёмник надрывно хрипел, замолкал, и Валерий безуспешно стучал по наушнику, пытаясь расслышать хоть что-нибудь. Рассеяны, вытеснены… На кой чёрт их рассеивать и вытеснять? Их уничтожать надо! Уничтожать! А что толку от рассеивания и вытеснения? Соберутся и втеснятся опять! Взялись действовать в рамках "тактики выдавливания"… Только затягивают! Не может дать необходимого результата эта тактика полумер! Не может! Не понимают они там, что ли?..
Вертолёт внезапно накренился. Кумаршин выключил приёмник и окликнул пилота:
- Что, командир, техника шалит?
- Это не техника, - буркнул майор. - Это - летающий гроб. Сколько раз говорили: не жизнь без новых вертолётов! Ведь ни на чём людей теряем! Как об стенку… Лучше б овец у бабая пас… Что, неверно я говорю?
- Должно быть, верно… Экстренной посадки-то делать не придётся?
- А шут его знает. Главное, чтобы посадка не жёсткой была… А что, страшно, гражданин корреспондент?
- Никак нет, товарищ майор. Просто не хотелось бы времени терять.
- А ты не робкого десятка, - одобрил майор. - Шёл бы к нам, в армию!
- Да не берут в армию без ног, - улыбнулся Валерий.
- Как-как?
- Я, товарищ майор, прошлую войну от звонка до звонка прошёл и ноги свои на ней оставил. Поэтому пришлось переквалифицироваться.
- Ну, ты, друг… - покачал головой лётчик. - Мужик! Уважаю! Герой… Что, неверно я говорю? - обратился он ко второму пилоту.
- Да разве ж тут могут быть вопросы!
- Да ладно вам! - махнул рукой Валерий. - Это на войне мы герои… Хоть и не всеми признанные… А в мирной жизни… В мирной жизни жёны наши - героини. И матери. Их фронт - там.
- Тебя как звать-то, спецкор?
- Кумаршин. Валерий.
- Михаил Губайдуллин, а это, - майор кивнул на второго пилота. - Серёга Кокорейкин. Давай уж, Кумаршин, без чинов. Выходит, ты теперь наш десант, заброшенный в тыл врага?
- В смысле?
- Ну, как же, СМИ нам в массе своей враждебны. А ты в их лагере, стало быть, подрывную работу осуществляешь. Прорыв информационной блокады.
- Стараюсь по мере сил, - рассмеялся Валерий.
- Тогда вот что. Лететь нам ещё далече. Дай Бог, не свалимся. Я тебе покуда про товарища моего расскажу… А ты, может, напишешь о нём…
- С удовольствием напишу, - с готовностью кивнул Кумаршин, доставая блокнот.
- Он тоже лётчик был. Только на "сухарях" летал… Вот, сгинул в марте-месяце… Отлетался… Земля пухом! Жена и двое ребятишек остались…
Валерий отмечал в блокноте лишь немногое: имена, названия… Всё прочее он, по обыкновению, просто запоминал. Он так и не стал репортёром-профи, а потому, слушая о чье-либо судьбе, не мог думать о ней, как о материале, из которого может выйти горячий репортаж. Кумаршин думал о людях. И писал - о людях. Писал так, как было на деле, не отнимая ничего и не добавляя для красоты сюжета. Он был не журналистом, а хроникёром, летописцем чеченской войны, рупором тех, кто не мог сказать за себя сам, своих боевых товарищей.
Скоро год, как пропадал Валерий безвылазно в Чечне, добираясь до самых отдалённых и опасных уголков её. Он не сидел на одном месте, срывался во мгновение ока и мчался туда, где тяжелее. Не для того, чтобы добыть сенсацию, а чтобы не дать другим, в стороне стоявшим, лгать… Во многих частях Валерия уже хорошо знали и принимали как своего. Ему рассказывали множество историй и фактов: только успевай запоминать, записывать. Едва обработанный во время коротких остановок материал Валерий с оказией отсылал в Москву. Сам же он никак не успевал выбраться в столицу.
Вертолёт, на котором летел теперь Кумаршин, был грузовым, и Валерий с трудом упросил взять себя на борт в качестве пассажира. Ему непременно нужно было попасть туда, куда направлялся этот вертолёт. А направлялся он в расположение знаменитого чеченского батальона N…
Батальон, в который так стремился попасть Валерий, полгода пропадал в горах, преследуя боевиков. На его счету был не один десяток захваченных в плен бандитов. Ещё больше - убитых. Среди них - несколько полевых командиров. Этот батальон действовал наверняка, не давая осечек, как сверхточное оружие. Его позывных боялись во вражеском стане. Многие репортёры мечтали бы сделать репортаж о нём, но до сей поры никому не удавалось добраться до него. Только теперь, когда прославленный батальон, понёсший за столь долгий срок серьёзные потери, вернулся на базу, чтобы дать людям отдых, появилась возможность сделать материал о нём.
Однако не столько сам легендарный батальон интересовал Валерия, сколько его командир - полковник Руслан Хамзаев.
Сколько раз, и ещё лёжа в ростовском госпитале, и делая первые шаги, и уже став репортёром, ждал Кумаршин этой встречи, чтобы пожать руку человеку, некогда спасшему ему жизнь в грозненском чистилище. Оказавшись снова в Чечне, Валерий всё это время наводил справки о полковнике Хамзаеве, искал возможности пересечься с ним, но не удавалось.
И, вот, теперь, едва узнав, куда направляется вертолёт майора Губайдуллина, Кумаршин сделал всё, чтобы оказаться на его борту. Если в мирной жизни никогда не следует ничего откладывать на завтра, то на войне это необходимое правило: завтра может быть уже поздно, завтра может уже не быть - а потому, не откладывая и не перенося, нужно здесь и сейчас использовать любую представившуюся возможность, выжимать из каждого мгновения всё до последней капли. Это Валерий усвоил давно. Он и в мирной жизни по инерции каждый день проживал, словно последний в своей жизни.
Записав рассказ Губайдуллина, Кумаршин вновь попытался поймать ускользавшую радио-волну. Безрезультатно. Тогда Валерий включил всегда возимую с собой кассету с записями Юрия Шевчука, который, единственный из всей музыкально-артистической братии был (случаются в жизни совпадения!) в окопах на окраине Грозного в 1995-м и дал около пятидесяти концертов для российских воинов. Тогда-то в первый раз увидел Кумаршин кумира своей молодости…
Не за горами уже была зима. Новая зима. Зима в Чечне означает затишье. Боевики лечатся, заручаются поддержкой у зарубежных покровителей, получают необходимые средства, накапливают силы, чтобы с наступлением весны отрабатывать полученные инвестиции… А в это время у нас строят иллюзии (находятся и такие ещё!), будто бы ситуация, наконец, стабилизируется… Впрочем, до наступления весны можно будет всё-таки съездить домой. В Москву. К Нине… Дал ведь слово ей - Новый Год встретить вместе. Слово надо держать. До декабря закончить работу здесь (есть ещё планы кое-какие), а потом шабаш - домой, домой! Не только боевикам отдых нужен… Год почти торчит Валерий в Чечне, как проклятый, роздыху себе не давая, о старых ранах забывая (хоть и пытаются они напоминать о себе): пора и перевести дух. Да и Ниночку же пожалеть следует. Она виду никому не покажет, а ведь места себе не находит… Да и соскучился Кумаршин по жене: что греха таить. Так и скребло на сердце…
- Садимся, друг! - крикнул Губайдуллин. - Прибыли! Держись теперь крепче!
Приземление вышло всё-таки совсем не мягким, и Кумаршин даже ударился довольно изрядно плечом и выругался.
- Ну, что, друг? Цел? - окликнул его повеселевший майор.
- Почти.
- Радуйся! Считай, что без приключений добрались. На этих-то гробах - каждый раз как в последний бой… Нервы все к чертям вымотал… Нет, всё… К бабаю в деревню… Овец пасти…
- Ты уж сколько раз грозился-то, Миш… - заметил Кокорейкин.
- А всё, дурак, летаю… Ох-ох-ох, жизнь моя жестянка… Что, неверно я говорю?..
…Руслана Валерий узнал ещё издали. Да и полковник Хамзаев не страдал забывчивостью. Едва завидев Кумаршина, он широкими шагами направился к нему, распахнув руки:
- Узнал, узнал, капитан! Здравствуй, здравствуй! Рад видеть тебя живым!
Обнялись крепко, руки пожали.
- Молодец, капитан! - сказал Хамзаев, улыбаясь. - Вижу, не ошибся я в тебе тогда, в Грозном. Сразу понял, что ты за человек. Воин!
- Да я уж не капитан теперь. Корреспондент…
- Капитан, не капитан… Это неважно. Суть неизменна. Ты, брат, воин. Как и я. И воинами нам быть до самого конца. И в мирной жизни, если доживём до неё. Но рад, рад видеть тебя! Не ожидал, что сведёт нас ещё судьба!
- А я ведь целый год искал тебя. Ты мне спас тогда жизнь. Спасибо.
- За это не благодарят, - отозвался Руслан. - Да и не я тебя спас… Просто не было тебе судьбы тогда отправиться к праотцам.
- Всё равно. Если когда-то смогу хоть чем-то быть полезен…
- Оставь, брат! - поморщился Руслан. - А, впрочем, принимается: когда-то я тебе помог, будет нужда - ты мне поможешь. Значит, говоришь, давно ищешь меня?
- Давно.
- Да… Не так-то просто нас было найти… Многих мы людей там потеряли… - Хамзаев кивнул в сторону гор. - Но за каждого из них мы отплатили. И ещё отплатим. Я ещё пять лет назад клятву дал: за всех своих бойцов мстить, пока жив я и те, кто их убивал. Они не воины. Они избегают боёв, а предпочитают устраивать диверсии против своего же народа, воевать с женщинами и детьми. Когда мы воевали с ними лицом к лицу в ту войну, я уважал их. Иных уважаю и теперь, хоть они, заблудившись, и в другом лагере оказались. Но этих, прячущихся за спины детей и женщин, стреляющих и взрывающих исподтишка, я презираю. Они - такой же позор моего народа, как прежние ваши руководители, политики, олигархи - позор твоего. И эти два позора спаяны между собой и приносят друг другу выгоду… И нельзя, капитан, избавиться от одного, оставив другой. Понимаешь, о чём я?
- Совершенно, - кивнул Валерий. - Одолеть боевиков - лишь половина дела. Те, кто помогал им, предавая нас, преступники, торговавшие нашими жизнями, должны ответить перед судом в той же мере. А, может, и в большей. По мне, так эти гниды ещё хуже…
- Я знал, что ты, капитан, меня поймёшь и со мной согласишься, - Руслан хлопнул Кумаршина по плечу. - Мы своё дело сделаем, но сделаете ли вы?..
Валерий не ответил, но Хамзаев, кажется, ответа и не ждал.
- Ладно, брат, оставим этот разговор. Мы с тобой люди не слова, а дела. И мы сделаем всё, что в наших силах и сверх того… Лишь бы не остановили и по рукам не дали! Я уж не говорю: помогли… И без того обойдёмся. Но хоть бы не мешали! Не вредили!
Кумаршин вглядывался в лицо полковника. Мало изменился он за четыре года. Только виски поседели заметно. А так - то же суровое, смуглое лицо, обрамлённое чёрной, аккуратно остриженной бородой, прямой нос с небольшой горбинкой, пытливые глаза, то молнии метавшие, а подчас приобретавшие выражение почти философской задумчивости, между бровей - складка глубокая, на щеке правой - шрам, тот самый, от осколка, в том грозненском котле полоснувшего.
- А что, капитан, оголодал ты с дороги? - прищурил глаз Хамзаев. Говорил он почти без акцента, хорошо поставленным голосом.
- Да уж это точно.
- Тогда идём ко мне. Торжественного ужина тебе не обещаю: не ждал я тебя. Но походная каша с консервами и чай - без ограничения.
- А что ещё нужно на войне? - улыбнулся Кумаршин.
Вечерело. Солнце медленно скрывалось за горами, посылая из-за них последние багряные лучи. Проходя сквозь палаточный лагерь, в котором располагался батальон, Руслан время от времени останавливался, делал какие-то распоряжения подходящим бойцам. Наконец, дошли до палатки, занимаемой самим полковником. Возле неё горел костёр.
- Садись, капитан, - кивнул Хамзаев. - Сейчас ужинать будем. Заодно и поговорим.
- Привал на тропе войны…
- О, брат, да ты я вижу, в самом деле, корреспондентом стал! Уже название для будущего материала подбираешь?
- Я как раз хотел спросить, можно ли будет написать о твоём батальоне?
- Смотря что. Дурного, я знаю, ты не напишешь. Но просто излишняя публичность вредит делу.
- Потому и спрашиваю, - Валерий опустился к костру и сквозь огонь взглянул на стоящего Руслана.
Тот также сел, подобрав под себя ноги, поправил берет:
- Пиши в общих чертах. Кое-какие любопытные истории из наших боевых будней я тебе завтра расскажу. Бойцов моих фотографировать не нужно. Незачем им светиться. Меня можешь, если хочешь. Меня здесь и так уже каждая сволочь знает… Картинки можешь поснимать… Общий план… Или что у вас там, я уж не знаю.
- Спасибо, - кивнул Валерий. - Если бы с тобой легче было снестись, то я материал предварительно показал бы тебе. Но, боюсь, мы нескоро свидимся.
- Свидимся, - протянул Хамзаев. - Военные дороги имеют обыкновение часто пересекаться…
Солнце погасло окончательно, и было видно, как искры, взлетавшие от пламени костра, гасли во мраке ночи.
- Ну, рассказывай теперь, брат, про свою жизнь, - сказал Руслан после ужина. - Вижу кольцо у тебя на пальце. Женился, значит?
- Женился, - улыбнулся Кумаршин. - Двум людям я обязан тому, что остался жив: тебе и Нине. Она с самого ростовского госпиталя от меня не отходила.
- Значит, повезло тебе, капитан, в жизни. А дети - есть ли?
Кумаршин мотнул головой:
- Я сам-то только недавно на ноги встал…
- А, вот, это напрасно. С детьми, брат, затягивать нельзя. Мужчина, воин должен заботиться в первую очередь о продолжении рода. Что, если убьют? Не дело, чтобы на земле не осталось семени твоего. Вот, у меня - двое подрастают. Четверо было… Но один и до года не дожил, а другой… В общем, несчастный случай… - Руслан помолчал. - Если бы не война, было бы и больше. Детей много быть должно… Но, вот, сломаем хребет бандитам, а там и наверстаем… И ты тоже не откладывай, брат! Жизнь - штука скоротечная. Не успеешь оглянуться - и нет её… Да ты и сам знаешь…
- Знаю, - кивнул Валерий. - Я в Чечне, должно быть, месяц ещё где-то пробуду, а потом - в Москву. Год почти дома не был. Вроде уже не в строю, а всё равно - на войне, как на войне.
- Устал?
- А кто не устал от этой бесконечной войны? Разве что мерзавцы, которые что-то на ней зарабатывают. Разве ты не устал?
- Устал, брат. Сердце ноет, когда смотрю, во что моя земля превратилась… Русские считают, будто мы, чеченцы, этой войны хотим. А разве это так? Её хотят отщепенцы, фанатики, бандиты… Кое-кто рад бы давно отставить ружья да заняться хозяйством, а никак… Чуть только появится надежда на мир, так опять начинают накаляться страсти…
- Будто бы нарочно.
- Ты заметил?
- Давно… Эта война не нужна ни русским, ни чеченцам. Она нужна лишь мерзавцам, которые используют её в своих целях. Есть среди них и чеченцы, и русские, и третьи силы…
- Ваши Березовские подливали масла в огонь, поощряли самые скверные проявления в чеченском народе, развращали его, приучая к вседозволенности! И им за это - по сей день ничего! - глаза Хамзаева заблестели. То ли огоньки загорелись в глубине их, то ли это всего лишь пламя костра отразилось в зрачках… - Сколько смуты посеяно… А в мирную жизнь и возвратись ещё… Куда? Всё ж разрушено. Работы нет…
- Работы по всей России нет, - отозвался Валерий. - И разруха царит по всей стране. Не только здесь.
- От этого нелегче.
- Увы… Нельзя навести порядка в Чечне, не наведя его по всей стране, нельзя восстановить хозяйство в одном регионе, не восстанавливая повсеместно. Нужна целевая программа. Стратегия!
- А её нет! - Руслан поднялся, прошёлся несколько раз вдоль костра. - Вот, это и выводит меня из себя. Никакой стратегии. Никакой последовательности… Разруха… А ведь более питательной среды для боевиков и придумать нельзя! Что там - одни законченные бандиты? Да ничего подобного! Многие идут к ним от безысходности, крайности! Молодые, в особенности. Я сам знаю таких. Они в плен сами сдавались… Кого-то я даже принял к себе… У меня в батальоне есть бойцы, чьи братья воюют по другую сторону… Каково это?
- Ничего нет бездарнее и отвратительнее гражданской войны…
Хамзаев вновь опустился к костру. На некоторое время повисло молчание. Затем Руслан вдруг спросил:
- У тебя фотография твоей жены с собой?
- Да, - откликнулся Валерий.
- Покажи.
Кумаршин достал из кармана сумки фотографию Нины и протянул её полковнику.
- Надо же… Такая маленькая женщина, а такой сильный характер… - заметил Хамзаев. - Если буду когда-нибудь в Москве, так непременно выкрою хоть час, чтобы тебя навестить. Познакомишь с женой-то?
- О чём разговор! Будешь самым дорогим гостем! Ужин обещаю торжественный!
- Даже если я нагряну без предупреждения, как ты сейчас?
- Моя жена умеет приготовить торжественный ужин за четверть часа.
- Настоящая жена воина, - улыбнулся Руслан, возвращая фотографию. - Я тебя со своей тоже познакомлю, если случится…
- Договорились, брат.
Тишина стояла той тёмной, безлунной ночью. Высоко вздымалось пламя костра, и окружающие предметы отбрасывали длинные, причудливые тени. Два командира, русский и чеченский, сидели друг против друга, встретившись на перекрёстке военных дорог, вспоминали о прошлой мирной жизни и мечтали о будущей - мирной же - когда эта война, так надоевшая всем, станет, наконец, историей, тяжёлым воспоминанием, ночным кошмаром…
