Игорь Бойков. «Лезгинские» места и русские интересы.
События, развернувшиеся в начале февраля в столице Дагестана вокруг назначения на пост главы местного Управления Федеральной налоговой службы (УФНС) Владимира Радченко, к сожалению, получило недостаточное освещение в федеральных СМИ.
Если дагестанские журналисты, в целом, написали на эту тему достаточно объективные и взвешенные материалы, то их коллеги из столиц ограничились лишь констатацией дико звучащего для русской части России факта: лезгины требуют назначения на эту должность «своего» человека, что будто бы было им негласно обещано республиканскими властями.
Впрочем, оно и понятно — для того, чтобы по-настоящему разбираться в тонкостях внутридагестанской политической борьбы, нужно иметь чёткое представление о межэтническом балансе сил в «Стране гор», а также знать характерные черты этнопортретов хотя бы основных, наиболее крупных дагестанских народностей. Без такого представления, которое по объективным причинам у работников федеральных СМИ отсутствует, большая буза, развернувшаяся 9 февраля на ступнях здания республиканского УФНС, будет выглядеть несколько однобоко.
Собственно, практика национального квотирования и национально-пропорционального представительства во власти негласно существовала ещё в советском Дагестане. Существует и сейчас, хоть и в несколько видоизменённом виде. Мест и должностей, зарезервированных за каким-то одним народом на веки вечные нет, но принцип «здесь сняли одного вашего, а там назначили другого вашего» в целом соблюдается.
В принципе, само по себе это оправдано, ибо республика действительно многонациональна, и ни один народ, даже самые многочисленные аварцы, не составляет даже 30% от общей численности населения. Поэтому-то и в 90-е, в период выборности глав субъектов федерации, и позже, уже при Путине, в Дагестане, наверное, единственном регионе страны, его глава так ни разу и не был избран путём прямого всенародного голосования. И казавшийся вечным бывший председатель Госсовета Магомед-Али Магомедов, и путинский назначенец Муху Алиев были вознесены на вершины исполнительной власти иными путями. Что поделать: дагестанский избиратель голосует преимущественно по этническому принципу, а потому затевать всеобщие президентские выборы в 90-х, да ещё в соседствующем с Чечнёй, прифронтовом регионе, по которому расползалась сеть неподконтрольных властям вооружённых ваххабитских анклавов в горах, было попросту опасно.
Вспышки межэтнической борьбы за власть происходят и сейчас. Чему наглядным примером служит выступление части лезгинской общественности против назначения на «их» пост русского Владимира Радченко, присланного к тому же из Москвы.
Однако рассматривать произошедшее только лишь как очередное проявление антирусских настроений в кавказской национальной республике (а они, безусловно, существуют, особенно в среде молодёжи) было бы, в целом, не совсем верным. Корни этого конфликта уходят в республиканские правительственные кабинеты, и потому многие ключевые игроки для русской общественности остаются в тени. Хотя вполне очевидно, что помимо тех, кто митинговал возле здания УФНС в Махачкале, есть и другие силы, заинтересованные в неназначении Владимира Радченко на свой пост. И их национальная принадлежность отнюдь не идентична той, которую имело большинство манифестантов.
Собственно, межэтническая борьба за власть между аварскими и даргинскими кланово-этническими группировками — это один из основных аспектов внутридагестанской политической жизни ещё с 90-х годов. При этом фактически никакая третья заинтересованная сторона внутри республики объективно не могла всерьёз включится в эту борьбу и претендовать на власть. Так как больше ни один из остальных дагестанских народов не имел клановой группировки, чья сила и влияние были бы сопоставимы с первыми двумя. Разумеется, интересы остальных народов учитывались, они имели возможность оказывать определённое влияние на власть. В первую очередь, благодаря проводу «своих» людей в государственные структуры. «Свои» в данном случае — это не просто соплеменники, а ещё и выходцы из определённых сёл и районов, люди, принадлежащие к определённым кланам-тухумам, чьи интересы они, войдя во власть, будут блюсти в первую очередь. И между ними, пусть это даже представители одного народа, тоже ведётся борьба.
Скажем, в начале 2007 года в Махачкале разгорелся крупный скандал из-за должности ректора Дагестанского Педагогического Государственного Университета (ДГПУ). Кумыки — представители тюркской народности, входящей в состав «титульных» — также считали это место «своим». И кандидата от власти на ректорское место таковым не признавали, так как были уверены в том, что тот не является чистокровным кумыком. Дело закончилось несанкционированными митингами с красноречивым требованием: «Кумыкские места — кумыкам!», столкновениями с ОМОНом и жалобами в Государственную Думу и Совет Федерации на притеснения кумыков в родной республике по этническому принципу.
Если же говорить о месте главы УФСН, то оно, в силу того факта, что предыдущим главой дагестанских налоговиков был лезгин Низам Апаев, соплеменниками Апаева также считалось «своим». Масла в огонь подлило ещё и то, что после замены прокурора республики, также лезгина Имама Яралиева на «выписанного» Муху Алиевым из Пятигорска Игоря Ткачёва в 2006 г., представительство, а, следовательно, и влияние представителей этого народа во власти было ослаблено. При том, что лезгины, будучи не только разделённым (половина после развала СССР оказалась по ту сторону российско-азербайджанской границы), но и довольно многочисленным в Дагестане народом, собственно на верховную власть ни в 90-е, ни сейчас не претендовали. Пример Сулеймана Керимова — миллиардера-лезгина — скорее исключение. Как самостоятельная фигура он сформировался за пределами Дагестана.
Однако претендентом на пост главы УФСН по Дагестану был не только Владимир Радченко. Среди них числился, по неофициальной, правда, информации и родной сын президента Дагестана, этнического аварца Муху Алиева Гаджимурад, являющийся к тому же одним из заместителей главы Налоговой службы. А это заставляет задуматься о многом.
Конечно, вряд столь многоопытный в аппаратных делах человек как Муху Алиев, пришедший к тому же к власти под лозунгами борьбы с клановостью, стал бы откровенно проталкивать на этот пост своего сына. Вполне вероятно, что он также бы поддержал лезгинского кандидата и этим аппаратным ходом убил бы сразу двух зайцев: и принцип национально-пропорционального представительства был бы соблюдён, и фактический контроль за ведомством бы сохранился, так как гипотетический лезгинский кандидат вряд ли был бы фигурой самостоятельной. Однако федеральный центр в данном случае, как ни странно имел собственное мнение по кадровому вопросу — взял да и прислал Владимира Радченко. И, видимо, обиженным сочли себя не одни лезгины.
На эту мысль наводит и тот факт, что активно участвовали в блокировании здания УФСН 9 февраля не только лишь лезгины. Были там, скажем, и жители села Дубки Казбековского района, которые приехали «поддержать того кандидата, которого назначит президент». Чем, спрашивается, вызвана столь активная гражданская поддержка снизу? Ведь Дубки в массе населяют отнюдь не лезгины, а аварцы?
В принципе, всё происходящее вполне укладывается в нормы современных дагестанских подковёрных интриг. Скажем, когда осенью 2007 и зимой 2008 г. Махачкала замерзала без света и тепла чуть ли не как блокадный Ленинград, многие, в том числе и ведущие дагестанские журналисты-аналитики, говорили не только о воровстве и головотяпстве Горэлектросетей. Они прозрачно намекали на имеющийся во всём этом мотив со стороны верховного руководства республики — свалить-таки с должности мэра Махачкалы Саида Амирова, одного из последних влиятельных даргинцев во власти времён Магомедова. Мэр, правда, усидел, народ помёрз и побунтовал, ОМОН поразгонял и пострелял в воздух.
Поэтому и сейчас, в случае с назначением Владимира Радченко, вполне можно предполагать известную заинтересованность в происходящем со стороны исполнительной власти. Тем более, что президенту Алиеву, пока никак не комментирующего события, остался ровно год президентского срока. По сведениям дагестанских СМИ кандидатура человека из Москвы не очень утроила Муху Гимбатовича. Зато её в полной мере могут использовать его противников…
История похищения Владимира Радченко 6 февраля прямо из здания УФСН вкупе с угрозами физической расправы в случае вступления в должность наводит на определённые размышления.
Адвокат потерпевшего Радченко Мурад Кахриманов пошёл дальше и заявил: «Алиев сказал Радченко, чтобы тот покинул Дагестан, и чем раньше, тем лучше». Намёк на организатора выступлений более, чем прозрачный. А сам Владимир Радченко, по информации «Коммерсанта», уже дал в прокуратуре показания о том, что возможным организатором похищения мог быть сын президента.
Какие же полезные выводы из всего вышеизложенного можно сделать? Выводы, в общем-то, простые и неутешительные. Практика показывает, что русские оказываются полностью несостоятельными в этнической борьбе. Причём, это относится не только к Дагестану. В истории свары за кресло главы налоговиков, а, соответственно, и за их отнюдь не трудовые доходы, русских как бы нет вообще. Человек с русско-украинской фамилией в роли терпилы есть, а вот самих русских нет.
Прислали какого-то чиновника из Москвы. Он слаб, беспомощен, ему угрожают, его похищают, он даже не может попасть в собственный рабочий кабинет. И вынужден просить помощи и защиты у «сильных людей республики», чуть ли не у лидеров «Северного альянса» — неформального объединения нескольких аварских глав районных администраций.
Вы можете себе представить, чтобы, скажем, русские жители Махачкалы вышли в эти дни на свой контрмитинг в поддержку Радченко: «Русские места — русским!»? Чтобы они вышли так же, как сегодня вышли лезгины, а совсем недавно выходили кумыки? Это же вообще полным абсурдом кажется: русские организованно вышли и чего-то потребовали! Не надо думать, что их там перестреляют или растерзают за это — сами не выйдут «ни в жисть».
А если не в Дагестане, где русских объективно мало, они крайне малочисленны, разрозненны, слабы духом? А если в России? Слыхали про нечто подобное? Я лично — нет.
При этом я далёк от мысли, что все беды России от того, что власть у нас не чисто славянская. Русская чиновная сволота мне отвратительнее всего. И я не собираюсь агитировать русских внедряться во власть, к чему призывают некоторые националисты. Русскому политическому авангарду надо бороться с властью и за власть, а не лезть в чиновные кресла, чтобы неизбежно стать очередным упырём на теле страны просто в силу законов функционирования системы. Между этими двумя вещами дистанция огромного размера.
Но факт неприспособленности к ведению этнической борьбы от этого никуда не девается. Уже сколько историй поведано о том, как малочисленные, но агрессивно-сплочённые нацменьшинства терроризируют вялое и аморфное русское большинство! В маленьких городках и посёлках, в армии, в институтах. Сколько статей написано. Сколько слёз размазано.
Но увы! Для того, чтобы не быть вечно битыми в межэтнической борьбе, нужно изменить в себе очень многое. Русским нужна иная система ценностей, принципиально отличная от существующей. Я писал об этом в своих предыдущих статьях. С той, которая есть, противостоять кому-то невозможно. С ней можно только подыхать поодиночке.
А ведь в том же Дагестане в 90-е годы предпринимались попытки сплочения русских по этническому признаку. И организации были. Разной направленности, правда, но были.
Номенклатурное движение «Русь» в Кизляре — трусливое и аморфное. Кизлярский же отдел Терского казачьего войска, занимавшийся, правда, в основном лишь созывом Кругов и вешанием друг другу крестов на черкески. Махачкалинские «Русская община» и «Славянское единство» были побоевитее, пытались заниматься правозащитной деятельностью.
Только никакой массовой поддержки со стороны самих русских, в интересах которых, собственно, всё и затевалось, не последовало. Организации были карликовыми и существовали только лишь за счёт усилий единичных энтузиастов. И было это в то время, когда национальные движения дагестанских народов сотрясали площадь митингами и пугали власть многотысячными толпами.
А ведь в той же Махачкале в 90-е русских проживало более двадцати тысяч. Но чтобы в крайне неблагоприятных условиях сплотиться, имея при этом перед глазами наглядные примеры такого сплочения, сообща отстаивать свои интересы — шиш с маслом! Так, лениво интересовались, можно ли поиметь с них какую-либо выгоду, получить, скажем, на всякий случай, справку о том, что ты — вынужденный переселенец. И никакой инициативы, никакого желания поучаствовать, помочь, сделать что-то для общего дела.
Помню, в начале 90-х затевал какой-нибудь русский переезд в Россию, приходил в организацию и говорил: «Дайте мне справку, что я — вынужденный переселенец, что я беженец». Его спрашивают: «Вас выживают? Вам угрожают? Требуют за бесценок продать квартиру? Нужна юридическая помощь?» «Да нет, — отвечает. — Никто не гонит. Но бумагу всё равно дайте, в России покажу её чиновникам, может, от этого выгода какая будет, компенсацию выплатят». И бессмысленно было говорить, что такая справка — это филькина грамота. Не доходило. А многие и вовсе трусливо шарахались как от чумы — как бы чего не вышло, как бы хуже не стало, это ж национализм!
Позже, в 2002 году, когда я уже был активистом организации, название которой «Нельзя Больше Произносить», тёрся возле меня один русский парень, представившийся Алексеем Андропчиковым, выпускником юрфака ДГУ. Чтобы войти в доверие, живописал адские истории регулярных избиений и грабежей русских студентов в местных вузах. Жалостливо рассказывал, как избивали его самого. Вынюхивал. Выведывал. Нет ли под прикрытием «Нельзя Больше Произносить» какой-нибудь русской националистической, ещё более радикальной организации? Оказался в итоге внештатным осведомителем ФСБ, и фамилия у него на самом деле была не Андропчиков, а Артомкин. И все ужасы, по крайней мере, относительно себя, выдумал, подло рассчитывая сыграть на национальном чувстве. Много позже узнал, что в дагестанском ФСБ его всё-таки приняли в штат. Только продержался он там недолго в силу пристрастия к алкоголю и неумения держать язык за зубами.
И ведь таких Алексеев Артомкиных-Андропчиковых — подлых, лживых, корыстных, готовых продать и предать своего — я встречал множество. И это тоже показатель качества современной русской среды. С кем сплачиваться?
Вообще, о русских организациях в Дагестане можно много чего интересного рассказать… Именно тогда я воочию увидел проявления самых мерзких и отвратных черт русского национального характера. И тогда же понял, что сплочение русских только лишь по этническому признаку — химера. И о причинах этой неспособности я также писал.
Для того, чтобы права русских в России не попирались, нужна кардинальная смена общественно-политической модели. Нужна смена социального строя.
Собственно, тезис о том, что в России нерусская власть логически не верен. Большинство служащих государственного аппарата являются этническими русскими, и этот этого факта никуда не деться. Но при этом их шкурно-классовые интересы прямо противоположны интересам остальной части русских. Сами русские в массе не приспособлены или плохо приспособлены к самоорганизации снизу. Их нужно организовывать сверху. Но как это сделать, если в России русская антирусская власть? Остаётся пойти «другим путём».
В завершении позволю себе процитировать фрагмент статьи Александра Храмова, посвящённой Русскому маршу-2008: «А примеры подобных национально-освободительных движений в истории есть. Скажем, итальянское Рисорджименто (такие имена, как Джузеппе Мадзини, Джузеппе Гарибальди). Карбонарии и краснорубашечники сломали систему итальянских абсолютистских монархий и вырвались из-под власти Австрийской империи… Карбонарии не кричали: «Австрийская Империя — для итальянцев!», разбегаясь при появлении австрийских же солдат и итальянской жандармерии. Они рушили империю и стреляли в жандармов. Сейчас не хватает карбонариев. Не столько тактически, сколько идейно».
Думаю, логически следующий из этой цитаты вывод напрашивается сам собой.
