Дело Яхнева. Судья сказала: «Прости меня, я сделала все что могла, у меня были связаны руки»
Он был сотрудником элитных российских спецслужб. Она – драматургом, давно иммигрировавшим из Москвы в Великобританию.
Она известна театральному миру как Наталья Пелевина, поставившая пьесу «В твоих руках» (In Your Hands) – о трагических событиях «Норд-Оста». Он, Андрей Яхнев, до своего ареста в начале 2008 года был высокопоставленным работником секретного спецназовского отдела по борьбе с терроризмом, тесно сотрудничал с ФСБ, занимался предотвращением террористических актов и анализом их последствий. Участвовал в самых значимых операциях. Был в команде, руководившей штурмом захваченного «Норд-Оста», и одним из первых вошел в здание театра.
Наталья принимала участие в расследовании этого громкого и печального дела, которое проводилось позже, беседовала с заложниками и их родственниками. Встречалась с журналисткой Анной Политковской, много писавшей на тему «Норд-Оста». Когда пьеса «В твоих руках» была закончена, она получилась достаточно спорной и неоднозначной, и ее отказались ставить в Москве. Удалось поставить ее в Лондоне и лишь раз сыграть в Махачкале. После премьеры, на которой присутствовал и президент Дагестана, постановку «прикрыли».
Но вернемся к нашим героям. Наталья и Андрей стали общаться. Их отношения – вопреки всем препятствиям, недоверию – развивались, пока в январе 2008 года Андрея не арестовали.
Незадолго до этого ему позвонил Арсен Муидов, человек из Дагестанской диаспоры, которого Яхнев использовал в качестве информатора. Муидов рассказал Андрею, что вскоре из Дагестана в Москву должна быть передана большая сумма денег – 25 миллионов рублей наличными. Перехват денег, направленных на финансирование бандформирований, входил в обязанности Андрея.
Согласно версии обвинения, Яхнев собирался войти в преступную группировку, чтобы присвоить эти деньги. По показаниям Яхнева, он лишь назначил встречу Муидову, чтобы выяснить, кто перевозит эти деньги и с какой целью.
В деле говорится, что Муидов и Яхнев отправились на перехват автомобиля с деньгами. Но были остановлены милиционерами. Те заметно испугались, увидев документы Яхнева, и стали звонить в Москву за инструкциями. Где-то на самом верху, судя по всему, приказали пренебречь неприкосновенным статусом Яхнева и арестовать его, а также остальных участников этой операции – дагестанцев.
Суд состоялся летом 2009 года в богом забытом местечке Жердевка, где и произошел захват. Слушания строились вокруг видеозаписи допроса Магомедова, который якобы и вышел на Муидова и выступал одним из организаторов операции. Андрею Яхневу дали девять лет.
Наталья продолжает отстаивать невиновность своего возлюбленного и бороться за его освобождение. Она согласилась рассказать нашим читателям о подробностях этого дела, поделиться своими планами и взглядами на правосудие в России.
В.Б. – Наташа, вы долгое время жили в Лондоне, потом часто бывали в Москве, теперь вот – в Нью-Йорке…
Н.П. – В США мне более комфортно. Все-таки Англия – страна консервативная. Даже если приезжаешь туда в детстве, все равно продолжаешь чувствовать себя иностранцем. А в России мне вообще делать нечего, кроме как вытаскивать из тюрьмы моего жениха – Андрея.
- Так Андрей Яхнев – ваш жених?
- В СИЗО нам не давали расписываться, а вот теперь, когда он оказался уже в тюрьме, мы можем пожениться. Кстати, российские тюрьмы – это отдельная тема, которую в прессе, я считаю, недостаточно освещают. На Западе, например, просто уверены, что туда лучше не соваться, поскольку все очень плохо. Там происходит такое уничтожение личности! Презумпция невиновности отсутствует. Ты там у параши с первого дня: совершил ли ты что-то или нет, – неважно. Я ездила к Андрею в СИЗО, слышала этот жуткий лай собак, скрип дверей… Все как в кино.
- Наташа, ваша женитьба с Андреем – дело решенное?
- Да. Я хочу это сделать. Думаю, это будет на пользу Андрею. Я люблю этого человека, и теперь, когда он не является действующим сотрудником органов, мы можем пожениться – раньше этого бы не случилось. К тому же все-таки иметь там, где он сейчас находится, в женах иностранную гражданку – это определенная мера безопасности. Приходится еще и об этом думать – как бы случайно не убили, а потом, как это делается, списали все на драку в камере. Полагаю, если он станет моим мужем, то наш брак ему как-то поможет. Моего отношения к Андрею и моих чувств к нему это никак не изменит. Конечно, никакой свадьбы с белым платьем и лимузином не будет.
- Когда вы планируете это сделать?
- Думаю, месяца через два.
- Кто будет вашими свидетелями?
- Нордостовцы, с которыми я по-прежнему дружу. Они давно согласились. Когда этот разговор возник, они сказали: «Будем. Приедем, конечно».
- Наташа, а как вы познакомились с Андреем Яхневым?
- Познакомились мы пять лет назад. Сразу оговорюсь, что о каких-то вещах я боюсь говорить, поэтому вынуждена себя корректировать. Опять же из-за того, что Андрей находится там… Нас свели общие знакомые. Мне были интересны тогда определенные темы, по которым я хотела задать ему вопросы.
- Они связаны с «Норд-Остом»?
- Да. Но это, кстати, не значит, что Андрей мне что-нибудь рассказывал. В общем-то, я ожидала, что он скажет мне, чтобы я проваливала из страны и не вмешивалась в эти дела. Но Андрей оказался совершенно другим человеком.
- Каким было ваше первое впечатление о нем?
- Что он очень молод для человека такого уровня. Он человек большой масштабной жизни. Он был спецназовцем, на войне оказался в 18 лет. Тогда шла Первая чеченская кампания. Пули начали свистеть вокруг него, когда у него еще усы не успели как следует пробиться. Потом были спецоперации. Это была для Андрея вся его жизнь, которая могла оборваться в любую секунду. Его называли «человеком-легендой». Кстати, личной жизни у него не было.
- Вы знали его фамилию, дату рождения, его знакомых, родственников?
- Ничего не знала. Только имя. И так продолжалось довольно долго. Вроде и не принято задавать такие вопросы людям в его положении, особенно мне, гражданке Англии, находящейся в России.
- Доверяли ли вы друг другу?
- Большого доверия, конечно, не было. В значительной степени, опять же, потому, что я из Англии, а он – оттуда, откуда он был. Но он сразу вызвал у меня симпатию.
- Спрашивал ли вас Андрей о Лондоне, о ваших знакомых там?
- Разговоры об этом велись. Но детальной информацией – о планах, скажем, Березовского – я, конечно, не располагала, и рассказывать мне было нечего. То, что в Лондоне я общалась с определенным кругом лиц, – это правда. И Андрею было известно об этом. Ахмеда Закаева я знала и не собиралась его сдавать. Кстати, сейчас мы с ним не общаемся. Все эти события – «Норд-Ост», убийство моей знакомой Ани Политковской, смерть Литвиненко – так или иначе связаны хотя бы потому, что там участвуют одни и те же персонажи, цепочка людей все та же.
- Насколько эта цепочка длинна, где ее звенья?
- Главные точки, безусловно, находятся в Москве, на Кавказе и в Великобритании. Такой вот «бермудский треугольник». И в этом «бермудском треугольнике» исчезает много хороших людей. Враждующие «кланы» постоянно пребывают в ситуации взаимной ненависти, и тут уже нельзя просто прийти и сказать: «Прости». Здесь борьба идет до смерти, до последней капли крови. Я думаю, ясно, о ком я сейчас говорю, чьи взаимоотношения интересны с политической позиции. В Лондоне – это понятно кто… А в России – это Ходорковский.
- Все это касается их взаимоотношений с Кремлем?
- В действительности, неизвестно, что происходит во власти, – об этом мы можем лишь догадываться. Что это за страна такая, Россия, похоже, сам ее народ не имеет никакого понятия. У общества нездоровые отношения с властью. Последняя позволяет себе абсолютно все, а народ безмолвствует. Андрей – жертва этой системы… Андрей не должен быть в тюрьме. Я считаю, что он должен быть на свободе, прежде всего не потому, что я его люблю, а потому, что он так много сделал для России. Он весь изрешечен пулями. Он был простым парнем из Моздока, растила его одна мама. Когда я разговариваю с ней по телефону, она плачет, по-прежнему не может понять, как такое могло произойти…
- Можете рассказать об этом деле подробнее?
- Дело было полностью сфабриковано. Судебная система в России не работает, и если тебя решили потопить, то обязательно сделают это. Жертвой такого «правосудия» стал не только Андрей – сколько таких, как он, еще сидят по тюрьмам, их жизнь, по большому счету, кончена. Об аресте Андрея я узнала от него самого. Он сумел позвонить мне недели через три после задержания. Обычно я ему звонила, но в тот раз он долго не выходил на связь, и я начала волноваться. Первая мысль была: что-то случилось – может быть, ранен или вовсе погиб…
- Что приходится ожидать, когда встречаешься с таким человеком?
- Когда он позвонил, сначала было некоторое облегчение, что все-таки жив. Потом долго было ощущение, что это ошибка, что скоро все пройдет, вот-вот разберутся, и все будет нормально. Но прошел месяц, второй, постепенно начинали всплывать факты, говорящие о том, что его же начальники, судя по всему, и решили его «потопить».
- Что происходило тогда с Андреем?
- Он был в отчаянии. В этой ситуации уже я должна была оставаться сильной. Не знаю, что бы с ним было без моей веры в него, в его невиновность.
- Что он тогда вам говорил?
- Что лучше бы он погиб в боях, чем сидеть тут. Он очень цельный человек, и если бы он действительно был виноват, то относился бы к этому иначе: мол, придется за это какой-то срок отмотать…
- Как дальше, после его ареста, развивались события?
- Еще какое-то время Андрей пытался как-то исправить ситуацию. Он не сразу понял, что его подставили. Верил, что правда раскроется и до суда дело не дойдет. Сейчас он находится в специальной тюрьме. Таких, как он, вместе с «простыми» не сажают. Там ФСБ, МВД, судьи… Специальная зона для специальных людей.
- То есть он верил в то, что такого человека, как Андрей Яхнев, посадить в России не могут?
- Да, во-первых, если виноват, то посадить должны, но он не виноват, поэтому мы и боремся. А во-вторых, все-таки он ценный кадр. Антитеррор – это очень серьезно. В своих театральных постановках я пытаюсь найти корни терроризма, пытаюсь понять, что изначально заставляет людей пойти на преступление. Никто уже не сомневается, что терроризм существует и что есть радикальные элементы, которые не поддаются никаким воздействиям, с ними нужно бороться только одним способом – убивать. Так вот, Андрей не должен был оказаться в тюрьме хотя бы потому, что он напрямую влиял на антитеррористическую ситуацию на Северном Кавказе, особенно в Дагестане. То, что после его ареста увеличилось количество терактов на территории Дагестана, – это факт. Кстати, его арест пришелся на выборы Медведева. Тогда был дележ кресел – каждый думал только о себе. Но все же были те, кто пытался как-то помочь. Этим людям было поставлено условие: либо они отстраняются от этого дела, либо окажутся там же, где и Андрей. Потом объявили, что ситуация на Кавказе якобы стабилизировалась. Это полный бред. Терактов там стало даже больше. Но властям плевать на народ, все эти генералы и чиновники понимают, что, скорее всего, они в этот теракт не попадут. Более того, какое бесчеловечное отношение к тем, кто уже пострадал в терактах!
- У вас есть примеры?
- Моя тема – это «Норд-Ост». Я видела, как судья, которая вела это дело, хамила родственникам, говорила: «Вы мне все надоели, что вы мне тут тычете…». Суд по «Норд-Осту» был, кстати, чисто формальным. По-прежнему множество вопросов остается без ответов. Доказать наши теории мы пока не можем. Ужасный факт – за погибшего ребенка государство давало 3000 долларов. Те, кто пострадал, у кого теперь нет здоровья, вынуждены ходить по инстанциям, а их еще и посылают… Причем уже не власть, а простые люди.
- Неужели у них нет сострадания?
- Скорее всего, нет. На Ваганьковском кладбище похоронено двое детей, погибших в «Норд-Осте». Мать стоит у могилы ребенка, а мимо проходит кто-то и говорит: «Вот, смотрите, за наш счет Лужков поставил какие памятники. Лучше бы пенсионерам деньги отдал»…
- То есть в сознании народа теракт не воспринимается как общая трагедия?
- Каждый – сам за себя, спасает собственную шкуру. Никакого гражданского общества в России нет. Ощущение какого-то трупного запаха… Души нет в России. Все закончилось. Вероятно, мое ощущение усилено тем, что я занимаюсь не самыми легкими темами, к тому же курсирую между тюрьмами и кладбищами. Но именно в этих местах, пожалуй, лучше всего и видна реальная ситуация.
- Давайте вернемся к теме нашего разговора. Вы по-прежнему еще надеетесь вытащить Андрея из тюрьмы?
- Да. Первую апелляцию суд принял, но приговора не изменил. Мы идем дальше – на очереди Верховный суд.
- Как вы думаете, если в России сменится власть, изменится расстановка сил, то досрочное освобождение будет возможно?
- Думаю, да. Тогда дело будет рассматриваться повторно. Но пока, боюсь, объективности мы не дождемся. После того как Андрею был вынесен приговор, к нему подошла судья, уже сняв мантию, и сказала: «Прости меня, я сделала все что могла, у меня были связаны руки». И Андрей был благодарен ей за это, за то, что она верила в него. Но вот что самое страшное – ведь приговор она все равно вынесла. Это же безумие.
- Почему об этом деле так мало пишут в России?
- Не решаются, не хотят. Во многом из-за уже сложившихся отношений с силовыми структурами. Когда я была в Москве, пытаясь вытащить Андрея, я наняла сначала одного адвоката, потом другого. Но даже адвокаты в России не любят заниматься заказными делами. Боятся.
- А на вас кто-то пытался повлиять?
- Да. Когда я нахожусь в России, я постоянно на «прослушке».
- Наташа, зачем вам это нужно, зачем вы все это делаете?
- Потому что кроме меня у Андрея никого не осталось. Потому что он стоит того, чтобы за него боролись, и он близкий мне человек.
Виктория БЕЛОВА
При перепечатке ссылка на «Новое русское слово» обязательна.
http://www.nrs.com/?p=1585
См. также:
