Интервью адвоката С. Аракчеева Д. Аграновского на РСН
Русская служба новостей
«Комендантский час»
Эфир 2 февраля 2009г.
Ведущая Наталья Минаева, Владислав Шурыгин
Гость – адвокат Дмитрий Аграновский
21.22
М.: - Наталья Минаева, Владислав Шурыгин, в эфире «Комендантский час», и у нас в студии гость – Дмитрий Аграновский, адвокат, который, в частности, занимается делом Аракчеева – Худякова, которое было возбуждено в 2003 году. Сегодня у нас информационный повод, насколько я понимаю, собраны подписи в поддержку
А.: - Да, группа ветеранов Вооруженных сил, участников локальных конфликтов из Санкт-Петербурга, выступила, обратилась к Дмитрию Анатольевичу Медведеву с просьбой взять это дело на свой контроль, поскольку они считают, на мой взгляд, они обоснованно считают, может кто-то не согласится, что Аракчеев и Худяков осуждены несправедливо, доказательства их невиновности налицо. Дважды они были оправданы присяжными, в третий раз осуждены в порядке, который не может иметь место в свободном цивилизованном государстве. И они говорят, что в свете военной реформы, которая сейчас проводится в стране, дело Аракчеева – очень политизированное, это очень отрицательный пример для потенциальных призывников, и вообще для тех, кто хочет связать свою судьбу с армией, молодых офицеров, например.
Ш.: - Дмитрий, ну объясни пожалуйста, вот с точки отмены приговора, вот все-таки, суд присяжных считается в мире одной из самых таких авторитетных организаций. Что же может быть такое, что можно отменить решение суда присяжных? То есть: это дефекты процесса, или это какие то формальные поводы, вот если я говорю о конкретном деле?
А.: - Ну о конкретном деле я могу рассказать я могу рассказать совершенно конкретные примеры, есть соответствующая статья в Уголовно-процессуальном кодексе, где все поводы для отмены оправдательного приговора суда присяжных перечислены. Ни один из этих поводов, на мой взгляд, не присутствовал. Первый приговор был отменен потому, что в список присяжных на 2004 год, попали люди из списка 2003 года. И это было известно уже с самого начала, но никто об этом не заявлял. Но когда стали искать повод…
М.: - То есть люди просто плавно перетекли из одного года в другой..
А.: - Ну из одного списка в другой, да
М.: - А в принципе должен быть список изменен.
А.: - Просто вопрос на сообразительность: как вы думаете, обвинительный приговор был бы на этом основании отменен? Ну, не буду отвечать на этот вопрос. А второй оправдательный приговор был отменен на основании постановления Конституционного Суда, которое вышло через полгода после вынесения приговора, таким образом…
Ш.: - Задним числом..
А.: - Да, задним числом, и которое, в принципе, впрямую ничего не предписывало. Ну а Верховный Суд истолковал это постановление таким образом, что военнослужащие, которые участвовали в контртеррористической операции в Чечне, они потеряли право на рассмотрение их дел судами присяжных, а только так называемыми профессиональными судьями, без присяжных.
Ш.: - Тройками…
А.: - Да, и на этом основании были отменены два оправдательных приговора: по делу Ульмана и по делу Аракчеева. А обвинительные приговоры – почему-то не были отменены, и другие приговоры не были отменены.
Ш.: - Ну скажи, пожалуйста, Дмитрий, вот есть понятие сейчас, то, что называется военная преступность. Связанная с войнами. Эти громкие процессы: Аракчеев, Ульман, Буланов..
А.: - Но она и в мире везде существует.
Ш.: - Понятно, вот я их хотел сказать, какая специфика у наших русских дел, у этих уголовных?
А.: - Во-первых, вот эти два дела – Ульмана и Аракчеева, они были рассмотрены в таком порядке, про который я ответственно говорю: это – беспрецедентно. Вот опять же, уважаемые радиослушатели могут просто провести тест: попробовать найти еще в мировой практике, в современной, еще вот что-то, похожее на эти дела, когда дважды выносятся оправдательные приговоры, и потом целая категория поражается в правах, и выводится из-под юрисдикции суда присяжных. Мы же просили, даже хотя бы из чеченцев набрать суд присяжных, потому что пытались наши оппоненты разыграть националистическую карту, что офицеров оправдывали, потому что они были русские. Хотя вторая коллегия – там большинство было, скажем так, нерусских. Но даже через такой суд присяжных это дело бы не прошло. Оно прошло бы вот только через то, через что оно прошло.
Ш.: - Поясни пожалуйста вот еще какой момент: вот два дела: Аракчеев и Ульман. Практически очень похожи, но две совершенно разных линии поведения. Ульман ушел в бега…
А.: - Нет-нет, дела как раз, очень разные.
Ш.: - Хорошо, я имею в виду не обстоятельства дела, просто вот две ситуации. Две человеческих ситуации.
А.: - Ну, строго говоря, судьба Ульмана сейчас неизвестна. Я бы не стал брать на себя смелость говорить, что он однозначно ушел в бега.
Ш.: - Тем не менее, Ульман на суд не пришел, Худяков опять же, на суд не пришел, Аракчеев пришел и получил, что называется, по полной.
А.: - Мы, вообще-то, прогнозировали такой результат, и Аракчеев знал, на что шел. Просто он сказал открытым текстом, что «я невиновен, и, если я куда-то убегу, то ни ты, ни я уже не сможем доказать мою невиновность. И я буду сидеть». Я говорю, ты что хочешь стать политзаключенным?
М.: - То есть, добровольно пошел на заклание.
-А.: - Ну да, конечно, никто иллюзий не строил, если отменяют два оправдательных приговора, то уж, наверное, не для того, чтобы вынести третий оправдательный. Это дело же было политизировано. Эти дела – пережиток, я бы сказал, 90-х годов, когда мы на малейшее недовольство Совета Европы как-то очень активно и очень болезненно реагировали, и вот здесь надо было, как я понимаю, кого-то принести в жертву. Вот жертвой оказался сапер Аракчеев. Не спецназовец, не ГРУ-шник, а сапер. И он получил, фактически, самый большой срок, наверное, из всех, кто получал за чеченскую войну.
Ш.: - Ну вот с этим мне тоже все не очень понятно, ведь теоретически, вот ты говоришь, что это дело политизировано, что это отрыжка 90-х. Но ведь русских, что называется, славян, населения России, если я не ошибаюсь – процентов 80. Теоретически, власть должна была бы, наоборот – пытаться перед славянами вот как-то себя поставить, и соответственно, прикрыть Аракчеева и оправдать, потому что ведь в конце концов, это получается 80 процентов голосов, то есть перед ними нужны очки, а вместо этого вдруг делается пас в другую сторону. Ты говоришь, что это была такая некая жертва.
А.: - Мне так кажется, да, и, судя по тому, как проходил судебный процесс с самого начала до самого конца…
Ш.: - Может быть речь шла о какой то юридической истине, просто пытались исправить некие огрехи судебной машины…
А.: - В таком порядке огрехи судебной машины не исправляют. Если присяжные дважды вынесли оправдательный приговор, пусть третий раз присяжные бы вынесли оправдательный приговор. Но зачем лишать их права на суд присяжных? Это так много вопросов сразу возникает. Я уж не говорю о том, что третий процесс проходил, мягко говоря, необъективно. За целый год не было удовлетворено почти ни одного нашего ходатайства. Элементарные вещи не были сделаны, если я начну рассказывать все обстоятельства этого дела.
М.:- Дмитрий, скажите, вот все то, что вы перечисляете, естественно все отражено в той бумаге, которую сегодня направили на имя Медведева?
А.:- Бумага всего на страницу, а дело занимает много томов. Общие положения этого дела, они мне кажется общеизвестны
М.: - То есть у вас есть надежда, что это до президента дойдет?
А.:- Очень бы хотелось.
М.: - Дмитрий Аграновский, адвокат - гость сегодня в нашей студии, Наталья Минаева, Владислав Шурыгин, это «Комендантский час», вернемся после новостей.
21.33
М.:- Продолжаем «Комендантский час». Владислав Шурыгин, Наталья Минаева и у нас в гостях Дмитрий Аграновский, адвокат, сегодня мы вспоминаем дело Аракчеева – Худякова, в связи с тем, что союз ветеранов направил обращение на имя президента России в поддержку подзащитного Дмитрия. Сегодня мы вспоминаем наиболее яркие детали этого дела, и я так понимаю, что даже некоторые неизвестные детали этого дела.
А.: - Да в принципе все детали общеизвестны. И не раз публиковалось это, и не раз говорилось.
Ш.: - Но все равно стоит напомнить, потому что есть свойство человеческой памяти.
А.: - Ну в принципе хороший достаточно вопрос, потому что вот те же присяжные, которых обвиняют в пристрастности, они очень даже неблагожелательно поначалу относились к Аракчееву и Худякову, когда зачитываешь обвинительное заключение, оно звучит довольно страшно. А вот потом, когда уже идет процесс, то есть оправдывали их уже что называется, по делу. Тут нужно начать с чего, что по этому делу, например, никогда не проводилось вскрытие трупа. А трупы, когда были найдены, в тот же день были оперативно захоронены, одежда оперативно уничтожена. Я вот смею предположить, что это было сделано как раз для того, не потому что обычаи этого требовали, а потому что необходимо было скрыть какие-то следы чего-то.
Ш.: - Следы чего можно скрыть в этом случае?
А.: - Да какого то другого преступления, например.
М.: - Подождите-подождите Дмитрий, Вы сказали, тела были оперативно захоронены.
А.: - Да
М.: - А скажите, такого понятия как эксгумация не существует у нас?
А.: - Через четыре месяца могилы были раскопаны и направлена группа экспертов, чтобы эксгумировать трупы. Но они этого делать не стали ввиду того, что им не дали этого сделать местные жители. Они наружно осмотрели трупы и получили такие данные, которые вообще-то с точки зрения науки, очень тяжело получить в лаборатории в спокойных условиях путем вскрытия трупов. А какое-то наше мнение, наших специалистов судья в процесс не допустил, чтобы как-то поставить под сомнение эту экспертизу. Но даже эта экспертиза и то обнаружила в теле одного из погибших слепое ранение, то есть в теле находится пуля. Эта пуля – калибра 7,62. У Аракчеева был автомат 5,45, а у Худякова – 9 миллиметров.
М.: - То есть, не сходится
А.: - Я вот говорю, что эта пуля калибра 7,62. Мы, казалось бы, если мы виновны, мы должны бояться этой эксгумации, как огня. Мы ходатайствовали о том, чтобы провели повторную эксгумацию, наконец, достали эту пулю и просто сравнили с оружием. И нам было отказано под предлогом, на мой взгляд, смехотворным. Дело слушалось в 2007 году. Что в Чечне наблюдается значительная активизация незаконных вооруженных формирований, которые не позволяют проводить следственные действия на территории Чеченской республики. Слышит, может быть, руководство Чеченской республики, то для них это будет новостью, что оказывается в 2007 году, как было видно из этих ответов, они не контролировали ситуацию.
Ш.: - Но есть же, наверное, еще какие то свидетели, кто-то же их видел. Не могли же вот взять двух человек с улицы, завернуть им руки и сказать им: «Ребята, вы убили». Свидетели в деле есть?
А.: - Ну, объективности ради. Что положил суд в основу обвинения? В основу обвинения суд положил показания некоторых членов экипажа Худякова, которые они давали на следствии. Как только дело пришло в суд, они от своих показаний отказались, и рассказывали подробно, как из них эти показания выбивали. Я там естественно не присутствовал – не могу точно рассказать, что там с ними делали, но ребята рассказывали, что ничего это не соответствует действительности, никуда они не ездили, Аракчеева с ними не было. Никого они, естественно не убивали, никого не убивали Худяков и Аракчеев, как только дело попало в суд, они от этих показаний отказались. Судья написал в приговоре, что к этим показаниям он относится критически, а вот те, которые были даны на следствии – без адвокатов, когда часть уехала обратно в Реутов, а вот эти ребята остались в прокуратуре, одни, один на один со следствием, когда им просто хотелось уехать домой, когда они фактически находились в статусе подозреваемых по 105 статье, у них была альтернатива: или ты или они, вот тогда, вот эти показания, вместо тех показаний, которые они давали в суде спокойно, все участники процесса могли задать им вопросы, но это доказательство обвинения. Давайте лучше про доказательства защиты. Доказательства защиты, это, прежде всего, показания тех же ребят в суде, плюс еще других свидетелей. Алиби у Аракчеева, я за Аракчеева буду говорить, я его защищаю, просто железное на мой взгляд. Около тридцати свидетелей подтверждает его алиби. Одни говорят, что его не было с Худяковым, другие – четко рассказывают, где он был в этот день, что делал, на какие выезды они с ним выезжали. Ну, хорошо, свидетели…
М.: - Простите, а на каком основании все вот эти данные не принимаются в ходе ни в ходе следствия, ни в ходе суда?
А.: - А это все очень просто: в приговоре описано: суд относится к этим показаниям критически. И все.
М.: - И это может служить основанием для вынесения обвинительного приговора. Вернее, не помешать вынесению
А.: - Приговор обвинительный был вынесен, и я еще далеко не все рассказал. В деле же имеется заключение баллистических экспертиз, которые говорят, что пули и гильзы, найденные на месте происшествия выпущены не из оружия Аракчеева, не из оружия Худякова и вообще не из оружия воинской части 3186, где они проходили службу. И это еще не все. Самое то главное, ладно пули, ладно гильзы, ладно свидетели, может быть это как-то можно подделать, кого-то уговорить. Но есть журнал выхода машин, изъятый сразу же после происшествия, в котором просто четко зафиксировано, что Аракчеев, вот в то время, когда происходило убийство, в составе своего БТРа, не БТРа Худякова, а своего БТРа, как командир роты саперов, находился совершенно в другом месте. Время проставлено - все три выезда. И мы допрашивали ребят с его экипажа – экипажа Аракчеева и не только ребята, мы там и четырех полковников допрашивали, например, и они четко рассказывали – где, когда был в тот день Аракчеев, что он делал, они его видели. А кроме журнала выхода машин, есть еще приказы командующего, где тоже сказано, что Аракчееву дается задание – в этот день выйти на такие-то маршруты. И есть отметки в журнале, что эти задания были выполнены. Доказательств, как я говорю, хватило бы на всю дивизию Дзержинского. Если бы это были доказательства виновности – просто не о чем было бы говорить. Поэтому, на мой взгляд, невиновность Аракчеева в этом деле установлена однозначно.
Ш.: - И что теперь?
М.:- Вот что теперь, поговорим буквально, спустя несколько минут. Короткий перерыв.
21.41
М.:- Владислав Шурыгин, Наталья Минаева и в нашей студии гость Дмитрий Аграновский, который ведет линию защиты по скандально известному делу Аракчеева – Худякова.
Ш.: - Дмитрий, и что же дальше? На что осталась надежда? Я так понимаю, Верховный Суд оставил приговор в силе. Верховный Суд – это же все-таки серьезная организация.
А.: - Да, в Верховном Суде произошла удивительная вещь. Коллегия, которая рассматривала какие-то наши жалобы по делу Худякова и Аракчеева, вдруг оказалась замененной, а та коллегия, которая рассматривала нас, там был председательствующий судья, я не буду называть его фамилию, хотя, она, в общем то, общеизвестна, он до октября 2007 года был заместителем председателя как выдумаете какого суда? Северо-Кавказского военного окружного суда, то есть, в общем, работал с судьей, который вынес этот приговор в одном суде, и был, собственно говоря, его непосредственным начальником. Вот если б мы знали об этом заранее, мы бы просто заявили этой коллегии отвод. Но эту информацию потом уже прочитали просто в Российской газете.
Ш.: - И что теперь?
М.: - Вот эти подписи ветеранов, это последняя надежда?
А.: -Почему последняя надежда. У нас еще есть Европейский суд. У нас есть надзорное обжалование
Ш.:- Скажи, ну вот Европейский суд. Неужели есть надежда, что Европейский суд возьмется за дело какого то безвестного русского старшего лейтенанта, который к тому же в Чечне воевал, Европа им вся сострадала.
А.: - Во-первых, дело не безвестное. Во-вторых, есть случаи, когда наш военнослужащий отсудил там боевые выплаты в Европейском суде. Если посмотреть конкретно дело Аракчеева в отличие от дел Ульмана и Буданова, по нему удивительный, знаете, право-левый консенсус. Одни недовольны, как обошлись с офицером, другие недовольны тем, как обошлись с судом присяжных. В результате этим делом недовольны все.
Ш.: - А кто же доволен тогда? Ты говоришь, дело было сильно политизированным. В чью пользу дело?
А.: - Я не знаю, наверное, кто-то доволен. Наверное, кто-то доволен, что вот невиновный человек сидит в тюрьме.
Ш.: - Потерпевшая сторона довольна?
А.:- Мне так не показалось. Нужно конечно спросить у них, но у меня сложилось впечатление, что у них у самих есть сомнения. Вот именно по этому конкретному делу.
Ш.: - Это по этому делу был сделан знаменитый вердикт президентом Чечни?
А.:- Да. Сказал, что присяжные не поняли… недопонимание воли моего народа. Вот эта фраза – она, в общем, общеизвестна. И после этого, такое совпадение, ребята оказались без суда присяжных.
Ш.: - Ну вот в этом случае возникает уже вопрос ко всем присутствующим и к нашим слушателям и в студии, вот как быть офицером? Можно ли в России быть офицером, если в любой момент ты можешь оказаться в этой ситуации? Готовы ли вы выполнять..
А.: - Ну я надеюсь, что времена все-таки меняются и изменятся.
Ш.: - В этом случае, вопрос к слушателям: готовы ли вы одеть офицерскую форму и идти на такую войну, на которой можно в итоге оказаться в состоянии, что называется, подсудного человека?
М.: - 223-77-55 – телефон в нашей студии, и я напомню, что у нас в гостях Дмитрий Аграновский, который ведет линию защиты по делу Аракчеева – Худякова, и пока вы набираете номер нашей студии, у меня еще один вопрос: Дмитрий, а почему вот именно сегодня, в последний момент, вот эти вот письма в защиту Аракчеева? Я знаю, что проходили многие акции протеста против его… Это с чем-то связано? Почему вот.. Я объясню свой вопрос: вот эта волна – помилования Буданова, выход его на свободу, возможно на этой волне это все?
А.: - Может быть. Вы знаете, очень многие люди высказывались, и большое им за это спасибо, очень многие, и самые разные, и у нас, и как ни странно, за рубежом, высказывались в поддержку Аракчеева. Вот сегодня высказались ветераны. Я ничего удивительного в этом не вижу. Я, более того, скажу, что вообще за все время, когда я занимаюсь делом, я не слышал ни одного слова осуждения. Никто мне не говорил, нет, конечно бывает, пакости всякие пишут: «вы убийцы, адвокаты убийц», но анонимно. Вот так – в глаза – никто ни разу мне не сказал, что мы в чем-то неправы.
М.: - 223-77-55 – телефон Русской службы новостей, алло, здравствуйте, вы в эфире.
Слушатель: - Алло, добрый вечер. Вы знаете, я восхищен вашей позицией, Шурыгина, Аграновского. Просто, такая ситуация, что русскому офицеру сейчас очень трудно. Очень трудно. Перед тем, как начать военные действия, нужно объявить военное положение, чтобы после шести часов никто не выходил, а кто выйдет, будет пристрелен без суда и следствия. Когда такое не сделано, очень трудно выполнять свой долг.
М.: - Понятно, спасибо. 223-77-55, еще один звонок есть у нас, алло здравствуйте.
Слушатель: - Алло, здравствуйте. Меня Игорь зовут
Ш.: - Вы сами военный, или нет?
Слушатель: - Нет, я отслужил раньше в советское время. Просто хотел поблагодарить вашего гостя, просто знаете, какое-то бешенство берет, когда выступают такие, как Маркелов, и просто приятно…
Ш.: - Ну, не будем о мертвых плохо. Вопрос к вам был очень простой. Вы готовы сейчас, если Родина прикажет, идти выполнять, что называется долг?
Слушатель: - Я и тогда пошел и выполнял, даже не задумываясь, но это было в советское время и в другом месте. Сейчас пошлют – и сейчас пойду. Пена она вся сойдет…
М.: - Понятно, спасибо, 223-77-55, еще звонок, здравствуйте, говорите.
Слушатель: - Здравствуйте, меня Сергей зовут. Я бывший офицер, ч прошлые годы я был в таких ситуациях…
Ш.: - А где?
Слушатель: - Это Вильнюс, это Азербайджан,
Ш.: - Вы в десанте служили?
Слушатель: - Не совсем, не будем говорить, где я служил, вопрос не в этом. Вопрос в том, что все начинается с того, что действительно, у нас законодательная база. Вот отправляли туда, грубо говоря, а по документам, мы находились в Московском военном округе. То есть, если откровенно, то тут с этой стороны проблема, а с другой стороны, давайте не сравнивать Буданова, допустим, с этими ребятами, потому что к этим ребятам у меня большое уважение и хорошее отношение, а вот по Буданову у меня совсем другое мнение.
Ш.: - Спасибо. Вот интересная тоже деталь, я бы это хотел подчеркнуть, вот действительно эта вот разница: офицеры, которые оценивают все эти громкие дела, они ведь очень четко дифференцируют: то есть дело Буданова – это отдельно, офицер не должен убивать, офицер не должен быть преступником, и одновременно, дело Ульмана, который выполнял приказ, и выполнил, и не мог действовать иначе, и дело Аракчеева, который просто вот взят.
А.: - Выходит за любые рамки.
М.: - Алло, здравствуйте, говорите
Слушатель: - Здравствуйте. Капитан запаса, Шурыгин меня знает прекрасно, и Дмитрий где-то узнает. Игорь Игоревич, капитан запаса, арабист, был и в Приднестровье вместе… Ребята, ну почему вот так, чтобы закончить всю эту бодягу, пусть выступит наш Президент, пусть выступят наши высшие власти и скажут: ребята, вот всем амнистию даем: и Буданову, и Кадырову…
Ш.: - Буданова уже амнистировали. Сразу вопрос. Ведь проблема в такой правовой незащищенности, до сих пор никто не знает, что происходило на территории Чечни.
А.: - Разумеется. Вообще, статус контртеррористической операции, он не определен. Мы с этим тоже столкнулись. В общем-то действительно, чрезвычайного положения нет, на каком основании там находились наши… то есть, грубо говоря ни один офицер не может чувствовать себя защищено и уверено, вот в чем трагедия.
Ш.: - Есть и вторая проблема. Ведь казус этого дела позволяет фактически спустя какое-то время возбудить уголовное дело против любого участника этой операции. И в принципе кстати и любого политика, то есть если летчик отбомбился, бомба упала в огород, у кого-то там погибла корова, или действительно произошел инцидент – бомба упала не туда, как это бывает во всем мире, вот эти приговоры дают возможность в любой момент к летчику придти, предъявить ему обвинение, и что называется, дать ему полный срок, потому что он является убийцей.
А.: - Ну не знаю, вот как насчет летчиков, но вообще обратите внимание: Ульман – спецназ ГРУ, Аракчеев и Худяков – это дивизия Дзержинского. То есть надо было не просто обвинить армию, а именно лучшие элитные части, и обвинить, я видел, как обвинительное заключение выглядело, в каких то ужасных преступлениях, что вот они и пьяницы и насильники и прочее, чтобы фактически бросить, ну, мне так кажется, тень на всю армию в результате. Эти процессы – они очень выгодны. Они выгодны всем, кроме России.
Ш.: - Я и хотел сказать, что ведь проблема заключается в том, что спустя какое-то время, кто-то может подать в суд ведь и на политиков, которые на тот момент руководили операцией, руководили страной, руководили всеми этими процессами, я имею ввиду, тем, что происходило в стране, потому что, в принципе по этой логике, если доказывается, что Аракчеев преступник, если доказывается, что Ульман преступник, то дальше ведь возникает международный казус, того, что ведь кто-то должен отвечать изтех, кто отдавал преступные приказы,
А.: - За кадровый состав отвечает, за приказы..
Ш.: - И странно, почему в нашей элите нет понимания вот этого вот.
М.: - Почему нет понимания, буквально спустя несколько секунд, после небольшой паузы.
21.51
М.: - Продолжается вечернее информационное вещание на волнах Русской службы новостей, и сейчас в эфире «Комендантский час», Владислав Шурыгин и Наталья Минаева, у нас в гостях Дмитрий Аграновский, адвокат, который ведет линию защиты по делу Аракчеева – Худякова. Я напомню, сегодня от представителей Союза ветеранов на имя Президента России Дмитрия Медведева было направлено обращение, просьба поддержать обвиненного и не один раз обвиненного Аракчеева.
А.: - Обвиненного, как раз один раз, а вот дважды оправданного.
Ш.: - В этом случае у меня тогда вопрос простой, все-таки уже прошел год, с тех пор как Сергей отправился.
А.: - Даже больше, с момента вынесения приговора.
Ш.: - Где он сейчас, что с ним? В каком он состоянии, что с его духом, вообще чем он живет, на что он надеется?
А.: - Вы знаете, это очень мужественный человек, очень эмоционально устойчивый, что называется, сапер. Очень спокойный. И знаете, я горжусь таким знакомством. Он просто добрый, если уж на то пошло, потому что мы с ним общались долгое время, что называется, бок о бок. Он сейчас находится в колонии в Рязанской области, и я думаю, что я в ближайшее время намерен его посетить, я ему передам и слова поддержки, слова благодарности, это очень важно.
Ш.: - А с точки зрения казуса, что дальше в деле? Куда? Дальше в Европейский Суд?
А.: - Нет, нет, вы так выделили – Европейский Суд. Европейский Суд – это одна из инстанций. Мы намерены обратиться в Европейский Суд, но, прежде всего, мы намерены обратиться в Президиум Верховного суда. У нас же есть право на так называемое надзорное обжалование, и в порядке надзорного обжалования частенько меняют приговоры. Здесь ведь, по этому делу, конечно, я убежден в невиновности Аракчеева, но здесь возможны очень большие варианты. Я на них надеюсь. Возможно и снижение срока, и возможно изменение квалификации, и многое, многое, многое.
М.: - Послушайте, а вот интересный момент такой: а вы пойдете на снижение срока, или, я же так понимаю, вы уверены в невиновности, значит, выступаете за отмену приговора?
А.: - Я уверен в его невиновности, но если он завтра окажется на свободе, или послезавтра, каким то другим способом, лично я буду очень рад. Я по этому поводу просто выпью, что называется.
М.: - То есть это уже не принципиально сейчас
А.: - Это принципиально для Сергея. Мы с ним беседовали, конечно, он хочет добиться полной реабилитации, но для меня как для адвоката, меня устроит любой выход его на свободу. Пусть выйдет на свободу, и будем добиваться его реабилитации хоть до седой бороды, что называется.
Ш.: - Вот в этом случае, ты сам упомянул об адвокатстве, скажи, пожалуйста, сложно ли участвовать в таких сложных политических делах, быть адвокатом? Вот недавно убили Маркелова, говорили очень много, мы обсуждали, Маркелову уже, к сожалению, вопрос не задашь, но ты вот во всех этих делах в середине…
А.: - У меня нет таких дел, как у Маркелова. Хотя я лично его знал, я очень ему сочувствую, очень соболезную его родственникам, нет, мне кажется, что дело совершенно другого рода.
Ш.: - Ну я хотел сказать, вот в этих делах сложно участвовать? И в чем сложность – быть адвокатом по таким громким делам?
А.: - Ну, дело делу рознь, конкретно вот здесь, сложность была какая, психологическая. Мне попросту говоря, просто Сергея жалко. Банально. Мне было жалко, когда его брали под стражу. Это был сильнейший для нас для всех стресс. Хотя мы знали. Знали. Там знаете, журналистки плакали в зале. Плакали журналистки. Очень сочувствовали все работники милиции. Все в зале, все понимали. Приставы.
Ш.:- Ну это какая-то мелодрама.
А.: - Именно. Это не просто мелодрама. Вот этот процесс, когда его брали под стражу, это была просто трагедия. Все понимали, что происходит большая несправедливость. И все просто были в шоке. Вот я говорю, слезы, все люди.
Ш.: - Психологически, то, что уже было. А давление на адвоката?
А.: - Вы знаете, такого какого-то серьезного давления я не ощущаю. За исключением может быть каких-то там писем через Интернет, допустим, там, в «Живом журнале», но, как правило, не, как правило, а всегда эти люди не подписываются. Может быть, кто-то звонит на телефон..
Ш.: - Часто говорят о кремлевском праве, телефон, власть, позиция власти…
А.: - Я с этим не сталкивался. Я никогда не сталкивался с каким-то формальным давлением, с просьбами что-то там… вообще не только по этому делу, надо отдать должное, вот по разным совершенно делам, я не сталкивался с давлением каких то официальных организаций. Никогда мне не звонили, не просили, не корректировали.. Никакого давления я не ощущал.
М.: - Дмитрий, а вот такой вопрос. Скажите, а зачем нужно было дожидаться третьего процесса, вынесения очередного обвинительного приговора, почему нельзя было сразу, например, обратиться в Президиум Верховного суда?
А.: - Мы обращались. Обращались в порядке надзора, и мы прошли, мы жаловались на отмену второго оправдательного приговора. Мы прошли всю эту линию до самого верха, нам было отказано.
М.: - И, тем не менее, сейчас все равно намерены обращаться.
А.: - А здесь уже другая ситуация. Здесь мы обжалуем непосредственно обвинительный приговор. Хорошо, тот приговор вас не устроил, здесь другой приговор, доказательственная база защиты существенно повысилась по сравнению со вторым оправдательным приговором. Вот попробуйте нам ответить. Мы в жалобе ставим совершенно конкретные вопросы.
Ш.: - Я вмешаюсь в ваш разговор, я дам нашим слушателям минуту, тут есть адрес, как можно написать Сергею, сейчас мы его прочитаем, через минуту-полторы, пока можно запастись ручкой, потому что моральная поддержка ему нужна.
А.: - Да, и телеграммы и письма будут очень ему приятны и поддержат его.
Ш.: - А что сейчас? В каких делах ты сейчас?
А.: - Ну сейчас, не обо всех делах в общем то… Собственно говоря, мою практику можно разделить на такие общественно значимые, где приветствуются контакты с прессой, а в основном дела, у меня обычные дела обычных людей, которые совершенно не для прессы. Это индивидуальные отношения адвоката и…
Ш.: - Циничный вопрос. Вот на этом деле ты что-то заработал как адвокат? Ведь адвокат все-таки живет за счет того, что он получает деньги от тех, кого он защищает.
М.: - У вас фактически, долгосрочный контракт с 2003 года.
А.: - Ну со мной как было соглашение заключено, так оно и есть. С этой точки зрения у меня никаких вопросов нет. Но, в принципе, а что значит заработал?
Ш.: - Ну вообще, он был платежеспособен, Сергей? Или это все больше на твоем энтузиазме было?
А.: - Частично так, частично так. В принципе, такие дела не бросают вообще, если уж на то пошло. Сейчас Сергей Аракчеев находится под стражей. Родители у него из деревни.
Ш.: - Я хотел спросить, а из какой он семьи?
А.: - Из семьи очень простых людей. Из Нижегородской области.
Ш.: - Хорошо. Значит, я зачитываю адрес, кто хочет ему написать, значит, адрес такой: 391846, Рязанская область, город Скопин, Микрорайон Октябрьский, дальше вот такая аббревиатура: ФБУ ИК-3 УФСИН России по Рязанской области, отряд 9, Аракчеев Сергей Владимирович. Еще раз аббревиатуру говорю: УФСИН России по Рязанской области, отряд № 9.
А.: - Ну главное адрес точно написать. Тогда все дойдет.
Ш.: - Ну собственно говоря, тогда вопрос последний. Ты сам то веришь, что из всего этого что-то выйдет?
А.: - Я в этом уверен. Я уверен в двух вещах. В том, что Аракчеев не виновен, и в том, что когда-нибудь его честное имя будет восстановлено. Он этого заслуживает.
М.: - Дмитрий Аграновский, адвокат Сергея Аракчеева, который осужден по делу известному дело Аракчеева – Худякова. Сегодня, я напомню, Союз ветеранов направил обращение Президенту с просьбой поддержать Аракчеева, взять ход расследования под свой контроль. Это была программа «Комендантский час», Владислав Шурыгин, Наталья Минаева.
